оказался на скамье подсудимых. Элементарная справедливость требует, по-моему, 
чтобы это было сказано здесь во всеуслышание и с полной ясностью. Я обращаюсь к 
вашей чести с ходатайством о снисхождении, и если совесть не позволяет вам 
совсем прекратить это дело, то я прошу вас хотя бы учесть и взвесить изложенные 
мною факты при определении меры наказания.

Стеджер вернулся на свое место, а судья Пейдерсон кивнул в знак того, что 
выслушал все сказанное достопочтенным защитником и намерен отнестись к его 
словам со вниманием, какового они заслуживают, но не более. Затем он повернулся 
в сторону Каупервуда и, призвав на помощь все свое судейское величие, начал:

— Фрэнк Алджернон Каупервуд, признанные вами присяжные заседатели сочли вас 
виновным в хищении. Ходатайство о пересмотре дела, возбужденное от вашего имени 
адвокатом, было, после тщательного рассмотрения, отклонено, ибо большинство 
членов верховного суда безоговорочно согласились с вердиктом присяжных, полагая,
 что он вынесен надлежащим порядком, на основании закона и свидетельских 
показаний. Ваше преступление не может не быть названо тяжким преступлением, 
хотя бы уже потому, что крупная сумма денег, которой вы завладели, принадлежит 
городу. Вашу виновность усугубляет еще и то обстоятельство, что вы, для личных 
выгод, незаконно пользовались сотнями тысяч долларов из средств города, равно 
как и сертификатами городского займа. Высшую меру наказания, предусмотренную 
законом за подобное преступление, следует считать весьма милосердной. Тем не 
менее суд должным образом учтет ваше прежнее видное положение и те 
обстоятельства, которые повлекли за собой ваше банкротство, равно как и 
ходатайства ваших многочисленных друзей и коллег в финансовой сфере. Суд не 
оставит без внимания ни одного существенного факта из истории вашей 
деятельности.

Пейдерсон умолк, словно бы в нерешительности, хотя отлично знал, что скажет 
дальше. Он помнил, чего ждали от него «хозяева».

— Если из вашего дела нельзя извлечь иной морали, — продолжал он, перебирая 
лежавшие перед ним бумаги, — то оно все же послужит для многих весьма полезным 
уроком и покажет, что нельзя безнаказанно запускать руки в городскую казну и 
грабить ее под предлогом деловых операций, а также поможет многим понять, что 
закон обладает еще достаточной силой, чтобы совершить правосудие и защитить 
общество.

— Посему суд приговаривает вас, — торжественно закончил Пейдерсон, меж тем как 
Каупервуд продолжал невозмутимо смотреть на него, — к уплате в пользу округа 
штрафа в пять тысяч долларов, к покрытию всех судебных издержек, одиночному 
заключению в Восточной тюрьме и принудительным работам сроком на четыре года и 
три месяца, со взятием под стражу во исполнение приговора.

Услышав это, старый Каупервуд опустил голову, стараясь скрыть слезы. Эйлин 
закусила губу и судорожно сжала кулаки, чтобы не расплакаться и подавить в себе 
ярость и негодование. Четыре года и три месяца! Какой бесконечно долгий пробел 
в его и в ее жизни! Но она будет ждать. Все лучше, чем восемь или десять лет, а 
она опасалась и такого приговора. Может быть, теперь, когда самое тяжелое 
позади и Фрэнк очутится в тюрьме, губернатор помилует его.

Судья Пейдерсон уже потянул к себе папку с делом Стинера. Он был доволен собой: 
финансисты теперь не могут сказать, что он не обратил должного внимания на их 
ходатайство в пользу Каупервуда. С другой стороны, и политические деятели будут 
удовлетворены: он наложил на Каупервуда почти максимальную кару, но так, что со 
стороны могло показаться, будто он учел просьбы о снисхождении. Каупервуд сразу 
раскусил этот трюк, но не утратил своего обычного спокойствия. Он только 
подумал, как это трусливо и гадко. Судебный пристав хотел было увести его.

— Пусть осужденный еще побудет здесь, — неожиданно остановил его судья.

Секретарь уже назвал Джорджа Стинера, и Каупервуд в первую минуту не понял, 
зачем судья задерживает его, но только в первую минуту. Надо, чтобы он выслушал 
еще и приговор по делу своего соучастника. Стинеру были заданы обычные вопросы. 
Рядом с бывшим казначеем все время стоял его адвокат Роджер О'Мара, ирландец по 
происхождению, опытный политик, консультировавший Стинера с первой минуты его 
злоключений; впрочем, сейчас даже он не нашелся что сказать и только попросил 
судью учесть прежнюю безукоризненную честность его подзащитного.

— Джордж Стинер, — начал судья, и все присутствующие, в том числе и Каупервуд, 
насторожились. — Поскольку ваше ходатайство о пересмотре дела и об отмене 
приговора отклонено, суду остается лишь определить наказание, соответствующее 
характеру вашего преступления. Я не хочу отягчать нравоучениями и без того 
тяжелую для вас минуту. Но все же не премину сурово осудить ваши действия. 
Злоупотребление общественными средствами стало язвой нашего времени, и если не 
пресечь это зло со всей решимостью, то оно в конце концов разрушит весь наш 
общественный порядок. Государство, разъедаемое коррупцией, становится 
нежизнеспособным. Ему грозит опасность рассыпаться при первом же серьезном 
испытании.