| |
приспешников, близкий друг Батлера, высказал мнение, что и Каупервуду и Стинеру
следовало бы дать по пять лет, судья принял это к сведению.
— Фрэнк Алджернон Каупервуд! — возгласил секретарь.
Каупервуд быстро выступил вперед. Ему было больно и стыдно оттого, что он
оказался в таком положении, но он ни взглядом, ни единым движением не выдал
своих чувств. Пейдерсон посмотрел на него в упор, как обычно смотрел на
подсудимых.
— Ваше имя и фамилия? — спросил судебный пристав, а стенограф приготовился
записывать.
— Фрэнк Алджернон Каупервуд.
— Местожительство?
— Джирард-авеню, дом номер тысяча девятьсот тридцать семь.
— Род занятий?
— Владелец банкирской и биржевой конторы.
Стеджер, исполненный достоинства и энергичный, стоял рядом с Каупервудом,
готовый, когда придет время, произнести свое заключительное слово, обращенное к
суду и публике. Затертая в толпе у двери, Эйлин впервые в жизни нервно кусала
пальцы, на лбу у нее выступили крупные капли пота. Отец Каупервуда весь дрожал
от волнения, а братья смотрели в сторону, стараясь скрыть свой страх и горе.
— Отбывали ли вы когда-нибудь наказание по суду?
— Никогда, — спокойно отвечал за Каупервуда его адвокат.
— Фрэнк Алджернон Каупервуд, — выступив вперед, прогнусавил секретарь суда, —
есть ли у вас возражения против вынесения вам сейчас приговора? Если есть,
изложите их!
Каупервуд хотел было ответить отрицательно, но Стеджер поднял руку.
— С разрешения суда я должен заявить, — громко и отчетливо произнес он,
— что мой подзащитный, мистер Каупервуд, не признает себя виновным; такого же
мнения придерживаются и двое из пяти судей филадельфийского верховного суда —
высшей судебной инстанции нашего штата.
Среди слушателей, наиболее заинтересованных всем происходящим, был Эдвард Мэлия
Батлер, только что вошедший в зал из соседней комнаты, где он разговаривал со
знакомым судьей. Угодливый служитель доложил ему, что сейчас будет объявлен
приговор Каупервуду. Батлер находился в суде с самого утра под предлогом
какой-то неотложной надобности, на самом же деле, чтобы не пропустить этого
момента.
— Мистер Каупервуд показал, — продолжал Стеджер, — и его показание было
подтверждено другими свидетелями, что он являлся только агентом того
джентльмена, виновность которого впоследствии была признана этим же составом
суда. Он утверждает, — и с ним согласны двое из пяти членов верховного суда
штата, — что в качестве агента он имел все права и полномочия не сдавать в
амортизационный фонд сертификаты городского займа на шестьдесят тысяч долларов
в тот срок, в который, по мнению окружного прокурора, он обязан был это сделать.
Мой подзащитный — человек исключительных финансовых способностей. Из
многочисленных письменных обращений к вашей чести в его защиту вы могли
убедиться, что он пользуется уважением и симпатией огромного большинства
наиболее почтенных и выдающихся представителей финансового мира. Мистер
Каупервуд занимает весьма видное положение в обществе и принадлежит к числу
людей, значительно преуспевающих в своей сфере. Только жестокий и неожиданный
удар судьбы привел его на скамью подсудимых, — я имею в виду пожар и вызванную
им панику, которые так тяжело отразились на совершенно здоровом и крепком
финансовом предприятии. Вопреки вердикту, вынесенному судом присяжных, и
решению трех из пяти членов филадельфийского верховного суда я утверждаю, что
мой подзащитный не растратчик, что никакого хищения он не совершил, что его
напрасно признали виновным, а следовательно, он не должен и нести наказания за
преступление, которого не совершал.
Я уверен, что вы, ваша честь, не истолкуете превратно мои слова и те побуждения,
которые заставляют меня настаивать на правильности всего мною сказанного. Я ни
на минуту не собираюсь подвергать сомнению нелицеприятность данного состава
суда или суда вообще, так же как не критикую и самого судопроизводства. Я
только глубоко скорблю о том, что злополучное стечение обстоятельств создало
обманчивую видимость, в которой трудно разобраться непрофессионалу, и в силу
этого стечения обстоятельств столь почтенный человек, как мой подзащитный,
|
|