— Подсудимые, встать! — приказал он.

Подсудимых, включая Каупервуда и бывшего городского казначея, оказалось шесть 
человек. Двое из них были взломщики, пойманные с поличным во время ночной 
облавы.

Еще один из арестованных, молодой человек двадцати шести лет, был всего-навсего 
конокрад, обличенный в том, что увел у зеленщика лошадь и продал ее. И, наконец,
 последний — долговязый, неуклюжий, безграмотный и туповатый негр, который, 
проходя мимо дровяного склада, унес валявшийся там отрезок свинцовой трубы с 
намерением продать находку или выменять ее на стаканчик виски. Его дело, 
собственно, не должно было слушаться в этой инстанции; но, поскольку, когда 
сторож дровяного склада его задержал, он отказался признать себя виновным, не 
понимая даже, чего, собственно, от него хотят, дело было передано в суд. 
Позднее он передумал, сознался и теперь должен был предстать перед судьей 
Пейдерсоном, чтобы услышать обвинительный приговор или же выйти на свободу, так 
как участковый суд передал его дело для слушания в высшей инстанции. Все эти 
сведения Каупервуду сообщил Эдди Зандерс, взявший на себя роль проводника и 
наставника.

Зал суда был переполнен. Каупервуд почувствовал себя жестоко униженным, когда 
ему пришлось вместе с остальными арестованными пройти по боковому проходу; 
следом за ним шел Стинер, хорошо одетый, но растерянный, пришибленный, больной 
и унылый.

Первым по списку значился негр, Чарлз Аккермен.

— Ваша честь, — поспешил разъяснить судье помощник окружного прокурора,

— этот человек перед участковым судом отказался признать себя виновным: то ли 
он был пьян, то ли сделал это по другой причине. А поскольку жалобщик не 
пожелал снять обвинение, участковый суд вынужден был передать подсудимого сюда. 
Но потом подсудимый передумал и перед окружным прокурором признал свою 
виновность. Нам поневоле пришлось обременить вас этим делом.

Судья Пейдерсон насмешливо взглянул на негра, которого, впрочем, нимало не 
смутил этот взгляд: он продолжал стоять, удобно облокотясь о барьер, за которым 
подсудимые обычно стоят навытяжку и дрожат от страха. Он уже и раньше бывал под 
судом — за пьянство, драки и тому подобное, — но тем не менее остался наивным и 
простодушным.

— Ну, Аккермен, — сурово вопросил судья, — украли вы кусок свинцовой трубы 
стоимостью, как тут указано, в четыре доллара восемьдесят центов?

— Да, сэр, украл, — начал негр. — Я вам расскажу, господин судья, как было дело.
 Прохожу я как-то в субботу под вечер мимо дровяного склада, — я как раз был 
тогда без работы, — и вижу сквозь забор — валяется кусок трубы. Ну, я отыскал 
палку, просунул ее под забор, подкатил эту самую трубу и унес. А потом вот этот 
мистер — сторож, значит, — он выразительным жестом указал на свидетельскую 
скамью, где занял место жалобщик, на случай, если судья захочет о чем-нибудь 
его спросить, — приходит ко мне домой и называет меня вором.

— Но ведь вы и правда взяли эту трубу, не так ли?

— Взял, сэр, что и говорить.

— Что же вы с ней сделали?

— Спустил за двадцать пять центов.

— Вы хотите сказать, продали? — поправил судья.

— Да, сэр, продал.

— Разве вы не знаете, что так поступать нехорошо? Разве, подсовывая палку под 
забор и подкатывая к себе трубу, вы не понимали, что совершаете кражу?

— Да, сэр, я знал, что это нехорошо, — добродушно улыбаясь, отвечал Аккермен. — 
Я, по правде сказать, не думал, что это кража, но знал, что это нехорошо. Я, 
конечно, понимал, что не годится мне ее брать.

— Конечно, вы понимали! Разумеется, понимали! В том-то и беда! Вы понимали, что 
это кража, и все-таки украли. А что, человек, который купил у негра украденную 
вещь, уже взят под стражу? — внезапно спросил судья у помощника прокурора. — 
Его следует привлечь к ответственности, ибо как скупщик краденого он 
заслуживает еще более сурового наказания, чем этот негр.

— Да, сэр, — отвечал помощник прокурора, — его дело передано судье Йогеру.

— Хорошо. Значит, все в порядке, — сурово изрек Пейдерсон. — Я лично причисляю