— Хорошая мысль, шериф! Просто превосходная! Итак, вы полагаете, что если 
мистер Каупервуд явится сюда в понедельник утром, скажем, часов в восемь или в 
половине девятого, то все будет в порядке?

— Полагаю, что так, — согласился Джесперс, изрядно беспокоясь, но стараясь 
держаться как можно предупредительнее. — Вряд ли он может нам понадобиться 
раньше этого срока. Но в случае чего я дам вам знать, и вы привезете его. 
Впрочем, я уверен, что это не пот требуется, мистер Стеджер: надо думать, все 
сойдет благополучно. — Они вернулись в вестибюль. — Очень рад был снова 
повидать вас, мистер Стеджер, очень рад,

— повторил Джесперс. — Заходите, прошу вас!

Любезно распростившись с шерифом, Стеджер поспешил к Каупервуду.

При виде Каупервуда, поднимавшегося по возвращении из конторы в элегантном 
сером костюме и отлично сшитом пальто на крыльцо своего прекрасного особняка, 
никто бы не мог предположить, что он в эту минуту спрашивает себя, не последнюю 
ли ночь ему предстоит провести дома. Ни выражение его лица, ни походка не 
свидетельствовали об угнетенном душевном состоянии. Он вошел в прихожую, где, 
несмотря на ранний час, уже горел свет. Навстречу ему попался старый чернокожий 
слуга Симс, прозванный «судомоем», который нес ведро угля для камина.

— Ну и стужа сегодня на дворе, мистер Каупервуд! — сказал Симс, считавший 
«стужей» любую температуру ниже шестидесяти градусов тепла по Фаренгейту. 
Больше всего в жизни он сожалел о том, что Филадельфия расположена не в 
Северной Каролине, откуда он был родом.

— Да, холодновато, Симс! — рассеянно отвечал Каупервуд.

Он думал сейчас о своем доме, о том, каким дом этот выглядел с Джирард-авеню, 
когда он сейчас подходил сюда, и о том, что думали о нем, Каупервуде, соседи, 
когда видели его из своих окон. Погода в этот день стояла ясная и холодная. В 
приемной и в гостиной горели огни, ибо с тех пор, как его дела пошатнулись, 
Каупервуд особенно заботился о том, чтобы его жилище не выглядело мрачным и 
унылым. В западном конце улицы лиловые и фиолетовые тени ложились на белую 
пелену снега. Зеленовато-серый дом с окнами, в которых сквозь кремовые 
кружевные занавеси пробивался мягкий свет, казался сейчас особенно красивым. 
Каупервуду вспомнилось, сколько энергии он потратил на постройку и убранство 
этого дома. Кто знает, удастся ли теперь сохранить его за собой?

— Где миссис Каупервуд? — очнувшись от своих мыслей, спросил он негра.

— Кажется, в гостиной, сэр.

Каупервуд стал подниматься по лестнице, размышляя о том, что вот и старый Симс 
скоро лишится места, если только Лилиан после разорения не пожелает оставить 
его у себя. Но это было бы на нее очень не похоже. Он вошел в гостиную, где за 
овальным столом, стоявшим посредине комнаты, сидела миссис Каупервуд, пришивая 
крючок и петельку к юбочке маленькой Лилиан. Заслышав шаги мужа, она подняла 
глаза и улыбнулась, как все последние дни, странной, неуверенной улыбкой, 
свидетельствовавшей о душевной боли, страхе, мучительных подозрениях.

— Что слышно, Фрэнк? — осведомилась она.

Улыбку, игравшую на ее губах, можно было сравнить со шляпой, поясом или брошкой,
 которые по желанию снимают и надевают.

— Ничего особенного, — со своей обычной беззаботностью отвечал он, — если не 
считать того, что я, кажется, проиграл дело. Стеджер скоро будет здесь с 
ответом. Он прислал мне записку, что зайдет сегодня вечером.

Ему не хотелось говорить напрямик, что дело окончательно проиграно. Он знал, 
что Лилиан и без того в тяжелом состоянии, и не хотел ошеломлять ее еще такою 
вестью.

— Не может быть! — со страхом и удивлением прошептала она, вставая.

Она всегда вращалась в таком мире, где не думают о тюрьмах, где жизнь течет 
размеренно изо дня в день, в мире, куда не вторгаются такие страшные понятия, 
как суд или арест, и эти последние месяцы просто сводили ее с ума. Каупервуд 
так решительно отстранял ее от своей жизни, так мало посвящал в свои дела, что 
она пребывала в полной растерянности, не понимая, что, собственно, происходит. 
Все, что ей было известно, она узнала от родителей и сестры Фрэнка да еще из 
газет, которые читала тайком.

Она ни о чем не подозревала даже в тот день, когда Фрэнк отправился в окружную 
тюрьму, и только старый Каупервуд, вернувшись, рассказал ей о случившемся. Для 
нее это было страшным ударом. А теперь Фрэнк так спокойно наносит ей новый удар,