прической, ни с типом лица. Мэйми почти всегда выглядела утомленной, но это 
была не столько физическая усталость, сколько прирожденная апатия. В ее серую 
жизнь романтический элемент вносила разве что Эйлин Батлер.

Эйлин же привлекал в этот дом общительный характер матери Мэйми, 
безукоризненная чистота их бедного жилища, трогательная заботливость, с которой 
миссис Келлиген относилась к заказам Эйлин, и то, что обе они любили слушать ее 
игру на рояле. Девушка забегала к ним отдохнуть от шумных развлечений и 
поговорить с Мэйми Келлиген о литературе, которой они обе интересовались. 
Любопытно, что Мэйми нравились те же книги, что и Эйлин: «Джен Эйр», «Кенелм 
Чиллингли», «Трикотрин» и «Оранжевый бант». Время от времени Мэйми 
рекомендовала приятельнице последние новинки этого жанра, и Эйлин неизменно 
восхищалась ее вкусом.

Потому-то в грудную минуту Эйлин и вспомнила о Келлигенах. Если отец вздумает 
ее притеснять и вынудит на время уйти из дому, она переберется к ним. Они ее 
примут, не вдаваясь ни в какие расспросы. Остальные члены семьи Батлеров почти 
не знали Келлигенов и никогда не вздумали бы искать там Эйлин. В уединении 
Черри-стрит ей нетрудно будет укрыться, и несколько недель никто не услышит о 
ней. Интересно, что Келлигенам, так же как и Батлерам, никогда бы и в голову не 
пришло, что Эйлин способна на предосудительный поступок. И если ей все же 
придется уйти из дому, то и те и другие объяснят это просто очередной ее 
причудой.

С другой стороны, семья Батлеров в целом гораздо больше нуждалась в Эйлин, чем 
Эйлин — в ней. Присутствие Эйлин всегда способствовало хорошему настроению всех 
остальных, и пустоту, которая образуется с ее уходом, нелегко будет заполнить.

Взять хотя бы старого Батлера: маленькая дочурка на его глазах превратилась в 
ослепительно красивую женщину. Он помнил, как она ходила в школу и училась 
играть на рояле, — по его мнению, то был верх изящного воспитания. Он видел, 
как менялись ее манеры, становясь все более светскими; она набиралась 
жизненного опыта, и это поражало его. Постепенно она научилась уверенно и 
остроумно судить о самых разных вещах, и он охотно прислушивался к ее словам. 
Она больше смыслила в искусстве и литературе, чем Оуэн и Кэлем, превосходно 
умела держать себя в обществе. Когда Эйлин выходила к столу, Батлер с восторгом 
смотрел на нее. Она была его детищем, и это сознание преисполняло старика 
гордостью. Разве не он обеспечивал ее деньгами для всех этих изящных туалетов? 
Он и впредь будет продолжать заботиться о ней. Не даст какому-то выскочке 
загубить ее жизнь. Он собирался и свое завещание составить так, чтобы в случае 
банкротства ее будущего мужа она не осталась без средств. «Вот это леди, так 
леди! — нередко восклицал он, добавляя с нежностью: — До чего же мы сегодня 
очаровательны!» За столом Эйлин обычно сидела подле него и ухаживала за ним. 
Это ему нравилось. Он и прежде, когда она была ребенком, всегда сажал ее возле 
себя.

Мать тоже безмерно любила старшую дочь, а Кэлем и Оуэн проявляли к ней братскую 
нежность, так что до сих пор Эйлин своей красотой и живым, веселым нравом 
воздавала за то, что получала от семьи, и семья это чувствовала. Стоило Эйлин 
отлучиться на день-два, и в доме воцарялась скука, даже еда выглядела менее 
аппетитной. Зато когда она возвращалась, все снова становились веселы и 
довольны.

Эйлин это, конечно, сознавала. Теперь, когда она намеревалась уйти из дому и 
начать самостоятельную жизнь, лишь бы избегнуть этой ненавистной поездки, она 
черпала мужество в сознании своего значения для семьи. Еще раз обдумав все, что 
сказал ей отец. Эйлин решила действовать без промедления. На следующее же утро, 
после того как он ушел в контору, она оделась словно для прогулки и решила 
зайти к Келлигенам часов около двенадцати — в это время Мэйми как раз приходила 
домой завтракать. Разговор о своем намерении Эйлин решила завести как бы 
невзначай и, если они не станут возражать, немедленно перебраться к ним. 
Временами она задавала себе вопрос, почему Фрэнк, очутившись в столь тяжелом 
положении, не предложил ей бежать с ним куда-нибудь в далекие края. Но тут же 
отвечала себе, что он лучше знает, как поступать. Она была очень удручена 
посыпавшимися на нее напастями.

Миссис Келлиген сидела дома одна и пришла в восторг, увидев Эйлин. Поговорив о 
городских новостях и не зная, как приступить к делу, которое привело ее сюда, 
Эйлин села за рояль и начала играть какую-то грустную пьесу.

— Как вы чудесно играете, Эйлин! — сказала миссис Келлиген, легко впадавшая в 
сентиментальность. — Я наслаждаюсь, слушая вас. О, если бы вы почаще приходили 
к нам! Последнее время вас совсем не видно.

— Я была очень занята, миссис Келлиген, — отвечала Эйлин. — Этой осенью у меня 
набралось столько всяких дел, что я минуты не могла урвать. Мои родные 
предлагали мне поехать в Европу, но я наотрез отказалась. Ах, боже мой! — 
вздохнула она, и пальцы ее снова забегали по клавишам, наигрывая печальную, 
романтическую мелодию.