|
заказчиков, приходилось обращаться за товаром в другие конторы или же на биржу,
и обычно это делал глава фирмы. Однажды утром, когда прибыли накладные,
предвещавшие избыток муки и недостаток зерна на рынке, — Фрэнк это заметил
первым, — старший Уотермен пригласил его к себе в кабинет и сказал:
— Фрэнк, я попросил бы вас подумать, как выйти из создавшегося положения.
Завтра у нас образуется завал муки. Мы не можем платить полежалое, а между тем
наличные заказы не поглотят всего товара. В зерне же у нас нехватка. Может быть,
вам удастся сбыть лишнюю муку кому-нибудь из маклеров и раздобыть достаточно
зерна на покрытие заказов?
— Я попытаюсь, — отвечал Каупервуд.
Из своих бухгалтерских книг Фрэнк знал адреса различных комиссионных контор.
Знал также, чем располагает местная товарная биржа и что могут предложить те
или иные работающие в этой отрасли посредники. Поручение устранить возникший
затор пришлось ему по вкусу. Так приятно было вновь очутиться на свежем воздухе
и ходить из дома в дом. Ему претило сидеть в конторе, скрипеть пером и корпеть
над книгами. Много лет спустя Фрэнк сказал: «Моя контора — это моя голова».
Сейчас же он поспешил к крупнейшим комиссионерам, разузнавая, как обстоит дело
с мукой, и предлагая свои излишки по цене, которую он запросил бы, если бы над
фирмой и не нависла угроза затоваривания. Нет ли желающих купить шестьсот
бочонков первосортной муки с немедленной (другими словами, в течение двух
суток) доставкой? Цена — девять долларов за бочонок. Охотников не находилось.
Тогда Фрэнк стал предлагать товар мелкими партиями, и эта затея оказалась
успешной. Через какой-нибудь час у него оставалось всего двести бочонков, и он
решил предложить их некоему Джендермену, видному дельцу, с которым его фирма не
имела торговых отношений. Джендермен, крупный мужчина с курчавой седой
шевелюрой, одутловатым лицом, изрытым оспой, и маленькими глазками, хитро
поблескивавшими из-под тяжелых век, с любопытством уставился на Фрэнка.
— Как ваша фамилия, молодой человек? — осведомился он, откидываясь на спинку
деревянного кресла.
— Каупервуд.
— Так вы, значит, служите у Уотерменов? Наверно, решили отличиться, а потому и
пришли ко мне?
Каупервуд в ответ только улыбнулся.
— Ну что ж, я возьму у вас муку. Она мне пригодится. Выписывайте счет.
Каупервуд поспешил откланяться. От Джендермена он прямиком пошел в маклерскую
контору на Уолнат-стрит, с которой его фирма вела дела, велел закупить на бирже
нужное ему зерно по рыночной цене и вернулся к себе в контору.
— Быстро вы управились, — сказал Генри Уотермен, выслушав его доклад. — И
продали двести бочонков старому Джендермену? Очень, очень хорошо. Он как будто
и не наш клиент?
— Нет, сэр.
— Ну, если вам удается проводить такие дела, вы долго не засидитесь на книгах.
В скором времени Фрэнка уже знали и во многих маклерских конторах и на бирже.
Он скупал товарные остатки для своих хозяев, приобретал случайно попадавшиеся
партии нужного товара, вербовал новых клиентов, ликвидировал излишки, сбывая их
мелкими партиями совсем неожиданным покупателям. Уотермены только дивились, с
какой легкостью он все это проделывал. Фрэнк обладал исключительной
способностью заставлять благожелательно выслушивать себя, завязывать дружеские
отношения, проникать в новые торговые круги. Свежий ключ забил в старом русле
торгового дома «Уотермен и Кь». Клиентура теперь обслуживалась несравненно
лучше, и Джордж стал настаивать на посылке Фрэнка в сельские местности для
оживления торговли, так что Фрэнк нередко выезжал за город.
Перед рождеством Генри Уотермен сказал брату:
— Надо сделать Каупервуду хороший подарок. Он ведь не получает жалованья. Как
ты думаешь, пятисот долларов ему будет достаточно?
— Это большие деньги по нынешним временам, но, по-моему, он их заслужил. Этот
малый, несомненно, оправдал все наши ожидания и даже превзошел их. Он словно
создан для хлебно-комиссионного дела.
— А что он сам говорит об этом? Ты не слыхал, он доволен?
— О, мне кажется, он вполне удовлетворен. Впрочем, ты видишь его не реже, чем я.
|
|