|
— Наверно, не очень вкусно. Она уже давно лежит в кармане. На днях у меня были
тянучки.
— Нет, вкусно, — отозвалась она, посасывая кончик палочки.
— Вы ведь знаете мою сестру, Анну Каупервуд? — спросил Фрэнк, возвращаясь к
начатому разговору и как бы представляясь своей соседке. — Она, правда, классом
младше вас, но, может быть, вы знакомы?
— Я ее знаю. Мы встречаемся, когда идем из школы.
— Я живу вон там, направо, — Фрэнк указал ей на дом, к которому они подходили,
будто девочка и без того не знала, где он живет. — Надеюсь, мы теперь часто
будем видеться?
— Вы знакомы с Рут Мерриэм? — спросила она, когда Фрэнк уже собирался свернуть
на мощеную дорожку, ведущую к его дому.
— Нет, а почему вы спрашиваете?
— У нее во вторник вечеринка, — как бы вскользь заметила девочка.
— Где она живет?
— В доме двадцать восемь.
— Я был бы не прочь зайти к ней, — признался Фрэнк, сворачивая домой.
— Может быть, она пригласит вас. — Пейшенс становилась все храбрее, по мере
того как расстояние между ними увеличивалось. — Я ее попрошу.
— Спасибо, — поблагодарил он с улыбкой.
Она весело побежала дальше.
Фрэнк с сияющим лицом смотрел ей вслед. Она была прелестна. Он ощутил страстное
желание поцеловать ее и живо вообразил себе вечеринку у Рут Мерриэм и все, что
это ему сулило.
То был еще совсем детский роман, одно из ребяческих увлечений, которые время от
времени охватывали Фрэнка среди вихря житейских событий. С Пейшенс Барлоу он не
раз целовался в укромных уголках, прежде чем нашел себе другую. Зимой Пейшенс
вместе с соседскими девочками выбегала на улицу поиграть в снежки или же в
долгие зимние вечера засиживалась на скамеечке у дверей своего дома. Изловить
ее в эти часы и поцеловать было так же легко, как легко было на вечеринках
нашептывать ей всякий вздор. На смену ей пришла Дора Фитлер, — Фрэнку было
тогда шестнадцать, лет, ей четырнадцать, — позднее, в семнадцать лет, —
пятнадцатилетняя Марджори Стэффорд, белокурая, пухленькая девочка с
голубовато-серыми глазами, румяная и свежая, как утренняя заря.
В семнадцать Фрэнк решил бросить школу. Он всего три года проучился в старших
классах, но уже был сыт ученьем по горло. С тринадцати лет все его помыслы были
обращены на финансовое дело, в той его форме, какую он наблюдал на Третьей
улице. Время от времени он выполнял поручения, дававшие ему возможность кое-что
подработать. Дядя Сенека позволил ему помогать весовщику в грузовом порту, где
под бдительным надзором правительственных инспекторов складывались в
государственные пакгаузы при таможне трехсотфунтовые мешки с сахаром. Иногда,
при особо спешной работе, он помогал отцу и получал за это плату. Фрэнк даже
сговорился было с мистером Дэлримплом насчет работы у него в субботние дни, но
вскоре после того, как ему стукнуло пятнадцать, его отец стал главным кассиром
с годовым окладом в четыре тысячи долларов, и о работе за прилавком, конечно,
больше не могло быть и речи.
Как раз в это время в Филадельфию снова приехал дядя Сенека, еще более толстый,
еще более властный, и сказал племяннику:
— Вот что, Фрэнк, если хочешь приняться за дело, то я тебе для начала припас
хорошее местечко. Первый год ты будешь работать без жалованья, но, если
справишься, тебе, вероятно, дадут наградные. Слыхал ты про фирму «Генри
Уотермен и Кь» на Второй улице?
— Я знаю, где помещается их контора.
— Так вот они согласны взять тебя счетоводом. Это маклеры, занимающиеся
перепродажей зерна и посредническими делами. Ты как-то говорил, что хочешь
поработать в этой области. Когда кончится учебный год, сходи к мистеру
Уотермену, сошлись на меня, и он, надо думать, тебя возьмет. Сообщи мне потом,
как вы договорились.
|
|