распятие из  слоновой  кости  с  золотом;  по  стенам  -
изображения святых и мучеников вперемежку с современными гравюрами.
   Артура удивило, что на всех картинах светского содержания неизменно был
изображен зимний пейзаж. Монастырская  гостиница  на  Сен-Бернаре,  горный
перевал в Австрийском Тироле, русские степи  зимой  и  снежная  равнина  в
Норвегии совокупно понизили  для  впечатлительного  Артура  температуру  в
комнате  на  несколько  градусов.  А  небольшая  акварель  с  изображением
альпийской фиалки так тронула его, словно цветок напомнил ему  о  каких-то
позабытых тревогах.
   Донна Долорес прислала сказать,  что  не  может  выйти  к  столу  из-за
нездоровья,  и  обед  прошел  торжественно  и  уныло.  Хозяева  дома  были
представлены родственником  покойного  дона  Хосе  Сальватьерра,  который,
распространяя застарелый запах табака,  пытался  комментировать  некоторые
давно позабытые политические события.  Артур,  разочарованный  отсутствием
донны Долорес, сурово глядел на собеседника  и  беспощадно  пресекал  даже
малейшую попытку перевести разговор на дело, по поводу которого  был  сюда
приглашен. Позже, не дождавшись никаких вестей от донны Долорес и  выкурив
послеобеденную сигару, он начал сожалеть, что остался, и пришел в  ярость,
припомнив, почему именно он так поступил.  Он  стал  уже  размышлять,  как
выбраться отсюда, и даже подумал, что было бы недурно нанести  неожиданный
визит миссис Сепульвида, когда неожиданно вошла Мануэла.
   - Не угодно ли будет  дону  Артуро  почтить  донну  Долорес  беседой  и
советом?
   Дон Артуро почувствовал, что краснеет, и был не вполне уверен, что  как
раз в данный момент сумеет  дать  своей  клиентке  достаточно  разумный  и
дельный совет, однако, слегка кивнув  индианке,  последовал  за  ней.  Они
прошли в ту же комнату, где он был ранее. Можно было подумать,  что  донна
Долорес не шевельнулась с тех пор, как он  ушел  -  настолько  неизменными
были и вся окружающая обстановка, и ее поза на софе. Когда он  почтительно
приблизился  к  ней,  то  ощутил  прежний  аромат  и  почувствовал  то  же
непонятное  магнетическое  действие  ее  темных  глаз,  призывавшее   его,
наперекор его желанию, глядеть на нее в упор.
   - Вы, должно быть, презираете меня, дон Артуро. У вас на родине крепкие
подвижные женщины, а я мала, слаба и ленива к тому  же,  да  простит  меня
пресвятая дева! Но я - после тяжкой болезни и чувствую себя еще не  вполне
здоровой. Да и привыкла я к такой жизни. Я провожу здесь  целые  дни,  дон
Артуро, в полном безделье. Это совсем невесело, уверяю вас. Все  гляжу  да
жду чего-то. И так день за днем. А дни похожи один на другой.
   Что-то бесконечно нежное и жалобное прозвучало в ее голосе, или то была
просто характерная интонация  кастильского  говора  в  устах  женщины,  но
Артуру почудилось в этих звуках нечто глубоко личное, и он  долго  не  мог
заставить себя  взглянуть  в  глаза  своей  собеседнице,  хотя  все  время
чувствовал на себе ее взгляд. Наконец в отчаянии он обратил взор на черный
веер.
   - Значит, вы тяжело хворали, донна Долорес?
   - Да, я такая страдалица!
   - А почему бы вам не переменить  обстановку,  не  поехать  куда-нибудь?
Деньги у вас есть, вы не обременены семейными обязанностями,  вы  свободны
поступать, как находите нужным, - сказал он, по-прежнему адресуя свою речь
вееру.
   Но тут веер под действием его взгляда вдруг стал вести себя  как  живое
существо; он дрогнул, затрепетал, поник, а потом томно и кокетливо  сложил
свои крылышки. Артур лишился последней защиты.
   - Быть может, вы и правы, как  знать?  -  сказала  донна  Долорес.  Она
помолчала, потом сделала знак Мануэле; индианка встала и вышла из комнаты.
- Мне нужно кое-что рассказать вам, дон Артуро. Собственно, я должна  была
сделать это еще утром, но и сейчас не поздно. То, что я  расскажу  вам,  -
тайна. Я не сразу решилась расстаться с ней, потому что  не  уверена,  что
имею  на  это  право;  не  потому,  конечно,  что  сколько-нибудь  в   вас
сомневалась.
   Артур взглянул на собеседницу. Теперь настала ее очередь отвести  взор.
Опустив пушистые ресницы, она продолжала свою речь:
   - Это случилось пять лет тому назад; мой отец - да почиет он в  мире  -
был еще жив. Однажды к нам - мы жили тогда в  _пресидио_  Сан-Джеронимо  -
явилась юная девушка-американка, одинокая, беспомощная.  Она  спаслась  из
затерянного в горах снежного лагеря, где умирали от  голода  ее  родные  и
близкие. Так она сказала моему отцу. Как вы считаете, можно было верить ее
словам?
   Ничего не ответив, Артур утвердительно кивнул.
   - Но назвалась она, как выяснилось потом, чужим именем.  Отец  отправил
спасательную партию, чтобы спасти этих  людей,  и  там,  среди  мертвецов,
нашли молодую женщину, имя которой присвоила эта девушка. Так следовало из
их доклада. И та, что была мертва, и та, что пришла к нам, носили  одно  и
то же имя - Грейс Конрой.
   Даже мускул не  дрогнул  на  лице  Артура.  Взор  его  был  прикован  к
опущенным векам его собеседницы.
   - Странная это была история,  очень  странная.  Особенно  поразительным
было то, что девушка сперва назвала себя иначе, она сказала, что ее  зовут
Грейс Эшли. Потом она объяснила, что Эшли  -  фамилия  молодого  человека,
который помог ей спаст