остаться у нас до утра?
   - К глубокому моему сожалению, - почтительно возразил Артур, - я должен
немедленно вернуться в миссию. Я и так задержался  на  лишний  день.  Меня
ждут завтра в Сан-Франциско.
   - Ничего, пусть обождут. Вы напишете, что  задержались  по  неотложному
делу, а Диего на моей Ховите отвезет ваше письмо к сегодняшнему  пароходу.
Завтра оно будет в Сан-Франциско.
   Он не успел ничего возразить, как она позвонила в  стоявший  возле  нее
бронзовый колокольчик.
   - Но, позвольте, донна Долорес... - начал Артур.
   - Я все понимаю, - прервала его донна Долорес.  -  Диего,  -  торопливо
продолжала она, обращаясь к вошедшему слуге, -  быстро  оседлай  Ховиту  и
приготовься сам. Потом придешь сюда.  Простите,  я  вас  не  дослушала,  -
обратилась она снова к Артуру. - Я знаю, вы хотите сказать, что время  для
вас дорого. Если вы не прибудете вовремя в Сан-Франциско, ваша фирма может
потерпеть большие  убытки.  Что  ж!  Напишите  вашим  компаньонам,  что  я
принимаю все расходы на себя. Никто из  ваших  клиентов  не  заплатит  вам
дороже, нежели заплачу я. Сейчас я хочу, чтобы вы были здесь.
   Чувствуя себя раздосадованным и даже оскорбленным, Артур в то же  время
не мог не восхититься  своей  собеседницей.  Гордая  речь,  неограниченная
власть над сотней слуг, небрежность, с которой  она  распоряжалась  своими
несметными богатствами, -  все  это  удивительно  шло  к  ней.  Сейчас  ее
бронзовые щеки порозовели от волнения, она повелительно  стучала  по  полу
крохотной туфелькой, глаза ее сверкали во мраке.  Вдруг,  словно  придя  в
себя, она обратилась к Артуру со словами извинения:
   - Простите меня. Я поступила неправильно. Не сердитесь, дон  Артуро.  Я
избалованная женщина. Вот уже пять лет я повинуюсь только своим  желаниям.
Иногда я забываю, что за пределами моего маленького королевства существует
другой мир. Поезжайте. И раз уж вы так решили, поезжайте немедленно!
   Она откинулась на спинку софы,  закрыла  веером  нижнюю  часть  лица  и
опустила длинные ресницы с выражением раскаяния и усталости.  Артур  стоял
перед ней,  колеблясь,  какое  решение  ему  принять;  раздумья  его  были
недолги.
   - Благодарю вас, что вы даете мне возможность выполнить свой  долг,  не
отказывая себе в то же время и в удовольствии. Если ваш  гонец  достаточно
проворен и надежен, беспокоиться не о чем. Я охотно останусь.
   Она бросила на него быстрый  взгляд  и  улыбнулась  Должно  быть,  этот
маленький надменный рот, эти темные печальные глаза  не  были  приучены  к
улыбке. На словно затененном лице  сверкнули  зубки  ослепляющей  белизны.
Улыбка пропала, оставив две ямочки на светло-коричневых  щеках  и  влажный
блеск в глубине темных глаз. Кровь бросилась в лицо Артуру.
   - В соседней комнате вы найдете письменные принадлежности. Диего придет
к вам за письмом, - сказала донна Долорес. - Мы скоро увидимся.  Благодарю
вас.
   Она протянула маленькую коричневую руку. На мгновение  Артур  склонился
над ней и, чувствуя, как  сильно  колотится  у  него  сердце,  удалился  в
соседнюю комнату. Как только дверь за ним закрылась, донна Долорес сложила
веер, упала на софу и торопливо позвала:
   - Мануэла!
   Старуха с встревоженным  лицом  бросилась  к  софе.  Но  она  опоздала.
Госпожа ее лежала без чувств.



7. ЛИСТОК ИЗ ПРОШЛОГО

   В письме к компаньонам Артур кратко объяснил причины задержки, закончил
же фразой:  "Срочно  разыщите  в  архивах  все,  связанное  с  дарственной
грамотой на имя Деварджеса".
   Едва он кончил письмо, в комнату вошел готовый в путь Диего.  Когда  он
удалился,  Артур  остался  один,  с  нетерпением  ожидая  появления  донны
Долорес. К его  немалому  разочарованию,  в  комнату  степенной  походкой,
подобно темноликому призраку, вошел сумрачный мажордом и, не промолвив  ни
слова, жестом, достойным Командора  из  оперы  Моцарта,  пригласил  Артура
следовать в отведенную ему комнату.  В  согласии  с  общей  солнцебоязнью,
которой страдает испано-калифорнийская архитектура, комната была  узкой  и
длинной, с низким потолком, погруженная в полумрак; два зарешеченных  окна
по обе стороны двери глядели в  коридор  и  далее  на  внутренний  дворик;
напротив,  в  толще  стены  было  пробито  крохотное  отверстие  наподобие
бойницы, через которое можно было узреть  бескрайнюю,  сияющую  на  солнце
равнину. Немеркнущий, беспощадно режущий глаз дневной свет не допускался в
келью; безумный, ни сна, ни отдыха не ведавший ветер, день и ночь бившийся
в унылые стены, тоже не мог дать  знать  о  себе  в  глубокой  раздумчивой
тишине этих монастырских покоев.
   Но на тешащем  душу  аскетическом  фоне  особенно  сильное  впечатление
производила  характерно-испанская  роскошь  обстановки.   В   занавешенном
алькове  стояла  громадная  кровать  красного  дерева  с  желтым  шелковым
покрывалом, сплошь расшитым розовыми  и  пурпурными  цветами.  Простыня  и
наволочки были оторочены дорогим кружевом. Возле кровати  и  перед  мягким
креслом на темном деревянном полу лежали ковры варварски яркой  расцветки,
а у глубоко врезанного в стену очага была брошена огромная медвежья шкура.
Над очагом висело