ина, - промолвила вполголоса Мануэла, - одна, без мужа.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ЛЕТ


1. ГНИЛАЯ ЛОЩИНА

   Гнилая  Лощина  переживала  небывалый  расцвет.  Думаю,  что  даже  сам
основатель поселка, окрестивший его в приступе пьяного безрассудства  этим
злосчастным именем, останься он жив, непременно  признал  бы  сейчас  свою
неправоту. Увы, задолго до того, как Лощина вступила в период расцвета, он
пал  жертвой  чрезмерного  разнообразия  алкогольных  напитков   в   барах
Сан-Франциско. "Тянул бы  Джим,  как  бывало,  чистое  виски  и,  глядишь,
разбогател бы на этой жиле, что шла под его хижиной", - так сказал один из
мудрецов Гнилой Лощины. Но Джим поступил по-иному. Намыв золота на  первую
тысячу долларов, он отправился немедленно в Сан-Франциско и  там  пустился
во все тяжкие, запивая коньяк шампанским, а джин - немецким пивом, пока не
завершил свой краткий блистательный путь на больничной  койке.  Гнилая  же
Лощина  не  только  пережила  своего  крестного  отца,  но  и   преодолела
неблагоприятные предзнаменования, заложенные в ее  имени.  Сейчас  поселок
имел собственную гостиницу,  почтовую  станцию,  парочку  салунов  и  один
ресторан без подачи алкогольных напитков; а еще два  квартала  одноэтажных
деревянных домов на главной улице, несколько десятков хижин, лепившихся по
горным откосам, и свежие пни на только что  расчищенных  лесных  участках.
Невзирая на свою юность, Лощина была  обременена  преданиями,  традициями,
воспоминаниями. Любопытствующие могли  посетить  первую  палатку,  которую
собственноручно поставил  Джим  Уайт;  в  ставнях  салуна  "Качуча"  зияли
пулевые отверстия: именно здесь Бостон Джо и Гарри Уорс бились с  Томсоном
из поселка Ангела; с чердака салуна "Эмпориум"  все  еще  торчало  круглое
бревно, на котором с год назад был повешен, без лишних формальностей, один
из видных граждан Лощины после краткого обсуждения вопроса, откуда он взял
своих мулов. А неподалеку стоял неказистый амбар, примечательный тем,  что
в  нем  однажды  заседали  делегаты,  пославшие  в  установленном  порядке
достопочтенного Бланка представлять Калифорнию  в  высших  законодательных
учреждениях страны.
   Сейчас шел дождь,  не  тот  нормальный  цивилизованный  дождь,  который
льется сверху вниз, как это искони заведено в здешних горных местах,  нет,
какой-то бесхарактерный, нерешительно моросящий дождик,  готовый  в  любой
момент отречься от собственного естества и выдать себя за туман. Поставить
цент на такой дождь и то было бы безрассудством.  Поскольку  он  умудрялся
сочиться не только сверху, но и снизу, то нижние  конечности  бездельников
мужского пола, собравшихся у квадратной печки в лавке Бриггса, дымились от
испаряющейся влаги.
   Здесь собрались сейчас все те, кто по недостаточной утонченности вкуса,
а может, и просто  из-за  нехватки  наличных  денег,  избегали  салунов  и
игорных домов. Гости жевали сухари  из  бочонка,  принадлежавшего  щедрому
Бриггсу, и набивали трубки из ящика с  табаком,  принадлежавшего  ему  же,
скромно полагая, что их общество в какой-то мере компенсирует  хозяина  за
понесенный материальный ущерб.
   Все  молча  курили;  изредка  кто-нибудь,   откашлявшись,   плевал   на
раскаленную  печку.  Внезапно  дверь,  ведущая  во  внутренние  помещения,
отворилась, и на пороге появился Гэбриель Конрой.
   - Ну как он, Гейб? - спросил один из куривших.
   - Ни хорошо, ни худо, - отвечал Гэбриель. - Пока придет  доктор,  смени
ему компресс, Бриггс. Я и сам  бы  вернулся  через  час,  да  Стива  нужно
навестить, а к нему от моей хижины добрые две мили.
   - Он сказал, что без тебя никому прикоснуться к  себе  не  позволит,  -
возразил мистер Бриггс.
   - Ничего, притерпится, - задумчиво ответил Гэбриель. -  И  Стимсон  так
говорил, когда ему было плохо, а потом ничего,  обтерпелся.  Я  так  и  не
зашел к нему до самых похорон.
   Все признали  правоту  этих  слов,  даже  Бриггс,  хотя  он  и  остался
недоволен. Гэбриель направился к выходу, но его снова кто-то окликнул:
   - Послушай, Гейб, помнишь тех эмигрантов в палатке,  у  которых  хворал
ребенок? Он умер ночью.
   - Вот как, - печально сказал Гэбриель.
   - Тебе не мешало бы зайти подбодрить их. А то мать убивается.
   - Непременно зайду, - сказал Гэбриель.
   - Я знал, что тебе захочется зайти, да и мать будет рада,  что  я  тебя
послал, - заявил  все  тот  же  доброхот,  устраиваясь  у  печки  с  видом
человека, который; пошел на крупные жертвы, чтобы выполнить свой моральный
долг.
   - И всегда ты о всех печешься, Джонсон! - сказал восхищенный Бриггс.
   - А как же, - ответствовал Джонсон с подобающей случаю  скромностью.  -
Мы, калифорнийцы, не должны бросать своих ближних в беде. Вот я внес  свою
лепту и теперь спокоен: Гейб о них позаботится.
   Пока  тянулся  этот  разговор,  неприме