|
ейс, он смущенно думал о том, что
ему не поможет сейчас ни светскость, ни апелляция к былой любви.
- Я жду свою горничную, - сухо сказала Грейс. - Буду вам очень обязана,
если вы пошлете ее ко мне, когда вернетесь в зал суда.
Артур поклонился в некотором недоумении.
- Вашу горничную?
- Ну да. - Подняв брови, она выразила холодное удивление. - Надеюсь, вы
еще помните ее, мистер Пуанзет? Мою Мануэлу!
Кровь отхлынула от щек Артура, потом прилила вновь. Мало того что он
вел себя все время как дурак, вдобавок он был еще смешон.
- Моя просьба, видимо, затрудняет вас. Я пойду сама, - пренебрежительно
сказала Грейс.
- Обождите минуту, мисс Конрой, - сказал Артур, делая невольно шаг
вперед, словно для того, чтобы помешать ей уйти, - одну минуту! - Он
помолчал и потом, изменяя привычке, выработанной за последние шесть лет,
сказал горячо и не особенно раздумывая над каждым словом. - Быть может, вы
снисходительнее отнесетесь к своему брату, если я вам скажу, что и я сам,
имевший счастье повстречать вас после вашего исчезновения... не
захваченный иною страстью... и я оказался столь же глуп и слеп, что и он.
Примите же мое признание, мисс Конрой, примите его и как похвалу вашему
необыкновенному искусству перевоплощения... успеху вашего замысла скрыться
от света... примите и как просьбу великодушно извинить промахи вашего
брата - не смею говорить о своих! Да! Я не узнал вас!
Грейс Конрой помолчала, потом подняла на Артура свои темные глаза.
- Вы говорите, что мой брат захвачен иною страстью... любовью к
женщине. Да, для нее он готов на все... готов пожертвовать сестрой...
отдать собственную жизнь. Как женщина, я понимаю его. А вы, дон Артуро,
или вы позабыли, я не виню вас, да и кто я, чтобы винить вас, вы позабыли
о донне Марии Сепульвида?
Она ушла, прошуршав шелками и кружевом. Почувствовав внезапное
волнение, он хотел бежать за ней, но в дверях, выставив вперед напыженную
грудь, уже стоял полковник Старботтл.
- Позвольте мне, сэр, как джентльмену и... гм... человеку чести...
поздравить вас, сэр! Не думал я, когда мы расставались в Сан-Франциско,
что мне предстоит удовольствие, - столь редко выпадающее на долю
полковника Старботтла, как в частной жизни, так и на общественной арене, -
принести публично свои извинения, сэр! Сто чертей, сэр, я это сделал! Сто
чертей, сэр, когда я только что объявил суду, что отказываюсь от
дальнейшей защиты исковых требований, я сказал себе, - будь я трижды
неладен, если лгу! - я сказал себе: ты приносишь публично свои извинения,
Стар! Но это твой долг, Стар, твой долг чести!
- Весьма обязан, - рассеянно сказал Артур, силясь не потерять из виду
удаляющуюся Грейс Конрой и испытывая внезапную зависть к своему
собеседнику. - Благодарю вас, полковник, от себя лично и от имени своего
подзащитного.
- Сто чертей, сэр, - сказал полковник Старботтл, преграждая путь Артуру
и переходя на более доверительный тон. - Сто чертей, сэр, это еще не все.
Как вы помните, наше последнее свидание в Сан-Франциско было посвящено
обсуждению одного щекотливого дельца. Свидетельские показания на только
что закончившемся процессе, - рад вам сообщить об этом, сэр, - наилучшим
и, я бы сказал, законнейшим образом исчерпывают его. С момента появления
Грейс Конрой и... гм... юридического признания ее личности, иск моего
клиента лишается основания, сэр. Передайте своему клиенту, мистер Пуанзет,
что я на свою... гм... ответственность прекращаю это дело.
Артур Пуанзет вышел из задумчивости и пристально поглядел на
полковника. Сколь ни были далеки в этот момент его мысли, он оставался
юристом.
- Вы хотите сказать, что отказываетесь от иска миссис Дамфи к мистеру
Дамфи? - спросил он.
Доблестный воин не ответил на этот вопрос, Зато он расслабил мышцы на
левой стороне лица таким образом, что левый глаз его почти закрылся.
- И еще, сэр... Остается небольшой вопрос о нескольких... гм... тысячах
долларов... за которые я несу... гм... личную ответственность.
- Давайте забудем об этом, полковник, - сказал, улыбаясь, Артур. -
Уверен, что таково будет и мнение мистера Дамфи. Да вот и он сам!
8. СНОВА СЛЕДЫ
Мистеру Джеку Гемлину было очень худо. Срочно вызванный из Сакраменто
доктор Дюшен сразу принял с больным самый снисходительный тон; с Питом Он
был строг и придирчив; оставаясь же один, впадал в необыкновенную
мрачность. Все, знавшие знаменитого врача, понимали по этим признакам, что
он не надеется вылечить Джека. С Олли, ставшей за эти дни удивительно
ловкой и внимательной сиделкой, он сперва избегал всяких разговоров о
здоровье Джека, а потом, оставшись однажды с девочкой наедине, спросил ее
более грустным тоном, нежели хотел, не известно ли ей из бесед с мистером
Гемлином хоть чего-нибудь о его родных или друзьях.
Олли, наделенная незаурядным женским чутьем, уже не раз сама подумывала
об этом; ей приходило в голову изв
|
|