отлично знает, что поступает не так, как следовало бы, все время допускает 
грубые ошибки и из-за этого постоянно терзается сомнениями. Сейчас ему уже 
казалось, что он вообще запутался в своих ошибках, что неверен каждый его шаг, 
каждый поступок. 
Взять хотя бы эту унизительную беседу с Уэйтом. Как мог он, сержант-инструктор, 
позволить новобранцу так вот разговаривать со своим начальником? Да и вообще, 
какой уважающий себя «эс-ин» допустит, чтобы солдат столь бесцеремонно приперся 
в сержантскую и начал ни с того ни с сего выкладывать свои претензии? И еще 
таким тоном, будто следователь на допросе. Взять хотя бы сержанта Кирнана из 
соседней роты. Да он и близко бы не подпустил к себе этакого болтуна. Или Шрамм,
 Кротис, другие «эс-ины». Один только жалкий хлюпик Мидберри может стерпеть 
подобную наглость. И не только в случае с Уэйтом. Это была последняя капля. А 
сколько их было до этого? Почитай, с самого первого дня во взводе. Не зря 
Магвайр предупреждал — доведет он себя до беды! Ох, доведет! Это уж точно. 
— Может еще одну, сарж{17}? — спросил бармен. 
Мидберри пододвинул бармену пустую кружку. Вытащил [262] из карманчика брелок с 
ключами, раскрыл ножичек и начал подрезать ноготь на мизинце. Мягко скользнув 
по полированной поверхности стойки, подъехала пущенная опытной рукой кружка с 
пивом. Хлопья пены, опадая, свешивались через край, медленно сползали по 
стенкам и расплывались внизу небольшой лужицей. 
— Ну, дерьмо, — прохрипел бармен. Схватив тряпку, он насухо вытер стойку, 
поставил кружку на сухое. — Извини, сарж... 
— Ладно. 
— Никого нет. Вот скукотища. Видишь, даже сноровка пропадать начала. — На 
блестящем черном лице бармена блеснули в улыбке зубы. Облокотившись на стойку, 
он доверительно склонился к сержанту. 
— Все на плацу да стрельбище. Вон как к выпуску готовятся. Некогда и кружечку 
пропустить... Налить еще? 
Мидберри кивнул. 
— Это надо же так. — Бармен с явным возмущением оглядел почти пустой зал. — 
Тьфу, дьявол. Даже словечком перекинуться не с кем... 
Мидберри сложил ножичек и вместе с ключами убрал в кармашек брюк. Отхлебнул 
глоток. Он сидел у стойки, уставившись в полированную крышку и не поднимая 
головы. На душе было горько и муторно. 
Действительно, бармен прав — плохо сегодня здесь. Все оттого, что мало народу. 
Было бы побольше, этот негр занимался бы своим делом и не лез к нему с 
дурацкими разговорами. Мидберри вовсе не был расположен к пустой болтовне. 
Хватит уж, за день наболтался по самую завязку. И еще недели на две вперед. Да 
и мозгами вертеть тоже надоело. Больше всего на свете ему хотелось побыть 
одному, посидеть, ни о чем не думая. В полной тишине. И вдрызг пьяным. 
— Ну уж и время нынче ползет. Это всегда так, когда словцом переброситься не с 
кем... 
Мидберри поднял голову. Стоявший перед ним бармен с явной тоской глядел на 
пустые столики, зевал, ковырял зубочисткой в широких, выступавших из-под 
верхней губы белых зубах. Седоватые ершиком волосы подстрижены как у морских 
пехотинцев — коротко сверху и почти наголо с висков. И все же за версту видно, 
что этот парень никогда не служил в морской пехоте. Мидберри узнал его — 
вольнонаемный писарь, днем сидит за конторкой [263] в гарнизонной лавке, а 
вечерами здесь подрабатывает. 
Он допил пиво, и негр услужливо сразу же снова наполнил ему кружку. 
— А дружок ваш сегодня, видать, на службе? 
«Дружок»! Это же надо! Мидберри кивнул. «Проще согласиться, — решил он, — 
нежели пытаться объяснять, кто же они с Магвайром на самом деле». Он снова 
глотнул пива, почувствовав в желудке какие-то неприятные ощущения. Странно даже 
слышать, чтобы кто-то додумался назвать Магвайра его дружком. От этой мысли он 
усмехнулся. Посмотреть бы на кого-нибудь, кто согласится действительно 
подружиться с этим чудовищем. Все равно, поди, что попробовать пожать руку вон 
тем железобетонным воякам, что на постаменте стоят. Ему вдруг представилось, 
что он лезет на постамент, а там стоит семиметровый Магвайр, литой из бронзы. 
Мидберри пытается пожать ему руку, а он и не шелохнется. 
— Ничего. Одному побыть тоже неплохо. Полезно иногда отключиться маленько. 
Мидберри, не поднимая головы, вновь кивнул в знак согласия. 
— А работка ведь у вас не мед. Верно? 
Мидберри и с этим согласился, не отвечая. 
— Я слышал. Ваших ведь много тут бывает. Наслушаешься. Говорят, не мед, я верю. 
По мне бы, ни за какие коврижки не согласился бы, ей-богу... 
Мидберри засмеялся. Он представил себе этого здорового негра почему-то в 
тропическом обмундировании, с голыми коленками и в инструкторской шляпе. Ну и 
картинка! 
— Я что хочу сказать: до смерти не люблю, когда отвечать надо... И хлопотно, 
жуть прямо. Ну, на кой черт все это мне? Ни в жизнь бы не справился бы, ей-богу.
 А вы вот справляетесь. За то вам и уваженье, и почет. Думаете, я не знаю. 
«Эс-ины» — народ особый, не как другие... 
Сержант внимательно поглядел на собеседника. В глазах его даже появился живой 
интерес к этому человеку. 
— И не спорьте, сарж, не спорьте. Это все знают. Вой другой раз бывает — 
приедут сержанты. Начнут строить из себя бог знает что. А я-то их знаю как 
облупленных — кто [264] на складе работает, кто в штабе. Пусть такая мразь 
только попробует привязаться к «эс-ину»! Уж я ему скажу, ей-богу! Эй, парень, 
скажу, а ну, отвали! Ты ведь ему в подметки не годишься! Дерьмо ты! Ей-богу,