совсем невеселой. Скорее это была вовсе и не улыбка, а гримаса. Как когда живот 
болит. Мидберри вновь отвернулся к умывальнику. Он отлично знал, что этот 
недотепа живет постоянно в состоянии панического страха. Это было видно по 
выражению его глаз, по жалкой улыбке, к месту и не к месту кривившей губы 
солдата, даже по тому напряжению, с которым этот парень двигался, поворачивался,
 стоял. И в кубрике, и на занятиях. Особенно на строевых. Когда же Магвайр, 
пытаясь окончательно сбить его с толку, начинал выкрикивать невпопад всякие 
вопросы, Купер вообще терял дар речи, заикался, путался. В общем ни на что уже 
не годился. Глаза его сразу наполнялись слезами, и Мидберри в эти минуты больше 
всего хотелось одного: чтобы день окончательного падения этого парня пришелся 
на дежурство Магвайра. «Пусть, что хочет, вытворяет — плачет, рыдает, кладет в 
штаны, разваливается на куски, — думал он, — только бы не в мое дежурство». 
В кругленькое зеркальце, которым он пользовался для бритья, Мидберри видел, что 
Купер прибирает на столе. Даже по этой бесхитростной работе было видно, что он 
всего боится — он дотрагивался до любой вещи с такими предосторожностями, как 
будто это была мина, способная взорваться в любую секунду. Или человек, который 
мог неожиданно рявкнуть, накричать, ударить. 
Подняв повыше голову, Мидберри тщательно выбривал волосы под подбородком. «Вот 
уж действительно неудобная зона», — подумал он. Но мысли его тут же вновь 
переключились [53] на Купера. По правде говоря, он не взял бы на себя смелость 
сказать, что ему нравился этот парень. Может быть, немного жаль, но не больше. 
Да и к этой жалости примешивалось какое-то другое, не совсем ясное чувство. 
Что-то вроде предубеждения. Он все время ловил себя на мысли, что даже не может 
себе представить, зачем это вдруг Куперу понадобилось вербоваться в морскую 
пехоту? Зачем вообще ему военная служба? Он же для нее совсем не годился. Ни по 
каким статьям не подходил. Неужели ему самому это не понятно? И что он вообще 
пытается доказать? 
Закончив бриться, сержант натянул старенькую, но чистую и тщательно отутюженную 
форму. Казалось, что она вся состоит из одних только острых складочек. Бриджи и 
рубашка здорово выгорели, чуть не до белизны. 
«Пусть я и новичок в сержантах, — подумал он про себя, — но уж по этой форме 
солдаты увидят, что их младший «эс-ин» повидал виды, познал кое-что из 
солдатской науки. Форма много им скажет, особенно на фоне их еще не 
обносившихся темно-зеленых комбинезонов». 
Он взял в руки старый нейлоновый чулок и несколько раз провел им по начищенным 
до зеркального блеска носкам ботинок, затем вытащил из шкафа коричневую 
инструкторскую шляпу с широкими полями — «плюшевого мишку», как ее называют в 
учебных центрах морской пехоты, — и надел ее, надвинув слегка на глаза. Так, 
как принято у сержантов-инструкторов, — поля должны наполовину закрывать лицо, 
чтобы солдаты не видели выражения глаз начальника. 
Посмотрев на себя в зеркало, висевшее на двери, Мидберри вернулся к столу. В 
верхнем ящике у него там лежали две длинные черные сигары, из тех, что 
продавались в гарнизонной лавке по 15 центов за штуку. Он их купил накануне 
специально для этого дня. Взяв одну из сигар, сунул ее в верхний карман рубашки.
 
— Купер! 
Солдат в это время протирал зеркало над умывальником. Услышав окрик, он от 
неожиданности даже выронил из рук бумажное полотенце. Сразу весь напрягся, 
подобрался, будто ожидая удара. 
— Есть, сэр! 
— Тебе что было сказано, парень? Я же тебе не велел тянуться всякий раз, когда 
к тебе обращаются. [54] 
— Так точно, сэр! 
— Так и не тянись. Чего ты? Давай, работай. 
— Есть, сэр. — Купер снова принялся протирать зеркало. 
— Ты вот лучше скажи, какого рожна тебе в морской пехоте понадобилось? Чего ты 
тут не видал? 
Солдат вновь весь напрягся, хотя и продолжал работать. Отвечая сержанту, он 
неловко полуобернулся к нему, весь как-то скособочился... 
— Это все мой отец, сэр. Взбрело ему в голову, будто мне тут польза будет. 
Человеком, мол, сделают, сэр. 
— Ну, а ты сам-то как думаешь? 
— Я? Так точно, сэр. Я тоже так думаю. — Отвечая, он говорил все громче и 
громче и под конец уже почти кричал. Покончив с зеркалом, схватил тряпку и 
принялся изо всех сил тереть в раковине. 
— С чего это ты такой весь дерганый? 
— Сэр, это я просто нервный. 
— Почему же? 
— Не понял, сэр? 
— Ну, с чего ты нервничаешь? Из-за чего? 
— Да как вам сказать... сэр. Сам толком не знаю. Ведь как это бывает... — Купер 
приостановился, поглядел на сержанта. Глаза его были широко раскрыты, будто он 
хотел что-то спросить. Но он тут же спохватился и отвел их в сторону, снова 
принявшись чистить раковину. — Не знаю, сэр. Право, не знаю. 
Купер уже однажды совершил подобную ошибку. Несколько дней тому назад, в 
дежурство Магвайра, отвечая на вопрос штаб-сержанта, он забыл святое правило 
казармы и сказал ему «вы». Расплата была скорой и беспощадной. Поэтому сейчас, 
поймав себя за язык, он пытался сделать вид, будто бы ничего не произошло. 
Мидберри заметил его оплошность и понял, что в эти секунды Купер сжался в 
комочек, ожидая, что же последует, какое будет наказание. В том, что наказание