ведь, что он подсознательно поступает так с самого начала потому, что 
сопротивляется злой воле Магвайра. Он даже где-то читал об этом — человек 
что-то совершает, то или иное, не ведая, почему он это делает, и лишь потом 
только осознает, что поступил правильно. И хотя он раньше ничего подобного не 
думал, Адамчик теперь был уверен, что причиной его многочисленных ошибок и 
неудач было не что иное, как сопротивление злой воле сержанта-злодея. Такая 
форма борьбы. Не очень, конечно, решительная, но что поделаешь. Тем более, что 
быть особо решительным ему вовсе и не хотелось. 
— Ладненько, — донесся до него голос Магвайра. — А теперь... Взять оружие! — Он 
повернулся к своему напарнику: — У меня там кое-какая писанина еще не доделана. 
Займись-ка с ними по наставлению. Этак, на полчасика. А я пойду... 
— Добро! 
— А как закончите, пусть готовятся к отбою. 
— Добро! 
Магвайр вышел из кубрика. Новобранцы тем временем разобрали винтовки и вновь 
вытянулись двумя шеренгами [45] вдоль коек. Мидберри молча прохаживался по 
проходу, и это его молчание угнетало солдат. Но вот сержант вышел на середину 
кубрика, осмотрел строй и, положив обе руки на пояс, крикнул: 
— Слушать внимательно! Запомните, что все упражнения с винтовкой делаются особо 
четко и резко. В это дело надо всю душу вложить. Душу и гордость за то, что 
служите в морской пехоте. Чтобы лихо было! 
Не спеша расхаживая по проходу, он выкрикивал команды, наблюдая, как солдаты 
выполняют приемы, принимают то или иное положение. Ему сразу же бросилось в 
глаза, что слабее всего они выполняют прием перекладывания винтовки с левого 
плеча на правое, и он вновь и вновь повторял команду, пока звук семидесяти пар 
рук, перебрасывающих семьдесят винтовок, не стал сливаться в один мощный шлепок.
 Время от времени он подходил к кому-нибудь из солдат, делал ему замечание, 
показывал, в чем ошибка: 
— А ну-ка, подними повыше, парень. Это тебе не буханка хлеба, а винтовка. Держи 
ее прямо. Прямо, говорят тебе! Вот так. 
Потом шел дальше, приподнимая приклад у одного, наклоняя оружие немного в 
сторону у другого, поправляя тут руку, там плечо, голову, ствол, приклад. 
Он даже не заметил, как пролетели эти тридцать минут. Наблюдая, как взвод 
готовится к отбою, Мидберри ощутил внутреннее удовлетворение. Ему ведь впервые 
доверили самостоятельное занятие, в первый раз разрешили самому командовать 
взводом. И вроде бы он неплохо справился с этим. 
Когда минут через тридцать вернулся Магвайр, они вместе наблюдали, как взвод 
готовился к отбою, а затем отправились к себе в сержантскую (на местном жаргоне 
она называлась «хаткой»). Войдя в комнату, Магвайр сразу же уселся за стол и 
принялся заполнять какие-то желтые карточки, Мидберри же отошел к раковине. Он 
налил воды в оловянную кастрюльку и поставил ее на электрическую плитку. 
— Как вы насчет чашечки кофе? — спросил он Магвайра. 
— Да неплохо бы. 
Мидберри нагнулся к шкафчику, стоявшему под окном, [46] достал оттуда две чашки,
 насыпал в них по ложечке быстрорастворимого кофе... 
— Что-то мне показалось, — сказал вдруг Магвайр, — что пару раз ты с ними зря 
миндальничал. Вот хоть с этим, как его, Бутом. Он же, ей-богу, ну просто спал 
на ходу. А ты церемонился... 
Мидберри застыл на месте. Не поворачиваясь к штаб-сержанту, он невидящим 
взглядом уставился в затянутое тонкой металлической сеткой окно, рука с ложкой 
так и повисла в воздухе. Мошкара билась о сетку, тихонько потрескивала 
раскаленная спираль плитки. 
«Значит, все это время, — думал он, — этот тип наблюдал за мной. Шпионил. И 
даже не думает скрывать это. Ему просто наплевать на меня. Наплевать и все». 
— Ты бы врезал как следует паре оболтусов, и все сразу же стало бы на свое 
место. Заставил бы повыжиматься на полу, другой раз были бы внимательнее. 
Вода закипела. Мидберри налил кипяток в чашки, размешал кофе, подал Магвайру. 
— Не знаю, — сказал он. — Этот Бут просто стоял неправильно. Вот я его и 
поправил. Показал, как надо... 
— Какое твое дело, почему у него не получалось. Эта обезьяна сачковала, а ты ей 
объяснял, как надо стоять. Если их не проучишь, никогда потом толку не 
добьешься. 
— Может быть, вы и правы. 
Мидберри усилием воли сдержал нарастающее возмущение. Его так и подмывало 
спросить штаб-сержанта, какого дьявола он позволяет себе шпионить за своим 
помощником. Он, что же, и на полчаса ему боится взвод оставить? И он сказал бы, 
если бы не та странная откровенность, даже искренность, с которой Магвайр 
говорил о своих действиях. Все это было настолько нагло, что у Мидберри пропала 
всякая охота говорить о чем бы то ни было со своим начальником. Подумать только,
 он считает, что шпионить — это совершенно законное дело. И даже не думает 
скрывать это. Считает, видно, что так и надо. А может быть, действительно так и 
надо? Ведь старший «эс-ин» обязан учить своего помощника. А по мнению Магвайра, 
шпионство и недоверие как раз и являются частью учебы... 
— Я тут позвонил в штаб, — как ни в чем не бывало продолжал штаб-сержант. — 
Просил помочь нам. Да с этими протирателями штанов разве договоришься. Сами, 
говорят, зашились, все люди на учете, никого отпустить [47] не можем. Только 
если через пару недель, не раньше. Да и то лишь какого-нибудь новичка 
желторотого, что вчера сержантские нашивки получил. «Может быть», — передразнил 
он кого-то. — Дерьмо паршивое! Повесили нам на шею семьдесят скотов, червей 
этих поганых, и рады. Пусть, мол, вдвоем управляются. «Может быть», черт бы вас