не этому плюгавенькому лейтенантику. Сидит вот тут, строит из себя Пинкертона, 
а у самого в голове одна мысль, как бы схватить очередной чин. И отлично знает: 
посмей он хоть [303] чуть-чуть корпусу хвост прищемить, не видать ему 
капитанских погон как своих углей. 
* * * 
Войдя в кубрик, Мидберри громко объявил, чтобы все сидели на своих местах — 
следователь собирается проверить всех их на детекторе лжи. И тут же добавил, 
что дело это сугубо добровольное, и кто не желает, может сразу отказаться. 
Именно так записано в Едином дисциплинарном кодексе, статья 31-я. Даже если 
лейтенант вздумает нажимать, станет угрожать, пусть не боятся — заставить их он 
не имеет права. Солдаты сразу же смекнули, куда он клонит, дружно закричали, 
что им все ясно и пусть лейтенант не рассчитывает, на пушку он их не возьмет. 
Обрадованный такой реакцией, Мидберри тут же ретировался из кубрика. 
Допросы продолжались весь день, лейтенант перетаскал к себе в предбанник чуть 
ли не весь взвод, без конца гонял Мидберри то за одним солдатом, то за другим. 
Как только очередной выскакивал из предбанника, его тотчас окружали и те, кто 
уже успел побывать на допросе, и ожидавшие своей очереди. Первых интересовало 
только одно: не отступил ли тот, не дай бог, от обговоренной версии, не подвел 
ли остальных. Вторые любопытствовали, чем интересуется лейтенант, о чем 
спрашивает. Это бесконечное движение, хлопанье дверьми, разговоры, взгляды, 
перешептывания продолжались до вечера. Наконец явился Магвайр, приказал 
построиться на ужин. Когда взвод выстроился, он прошелся, как обычно, перед 
строем и объявил, что завтра с раннего утра допросы продолжатся. «С раннего 
утра, — усмехнулся он, — разумеется, по офицерской мерке — часов этак в 
восемь-девять. Конечно же, не с половины пятого, когда объявляется подъем в 
учебном центре». 
Уэйт видел, что многие одобрительно ухмыльнулись этой шутке. Улыбались не 
только остроумию сержанта, но и тому, что, значит, завтра опять занятий не 
будет, можно будет валять дурака. Сам Уэйт почему-то никакой радости или 
облегчения от этого не испытывал. Думал, что следствие продлится только один 
день, и все уже останется позади. А тут вот, оказывается, еще один день [304] 
надо будет мучиться, сдерживать себя, ожидать чего-то. Уж лучше бы заниматься, 
чем вот так нервы трепать. Пропади оно все пропадом, лишь бы поскорее с острова 
вырваться... 
После ужина Магвайр с Мидберри вдруг решили нарушить обычный распорядок — 
взводу объявили, что все пойдут в кино. Показывали новейший фильм — «80 дней 
вокруг света». Обрадованные солдаты сразу забыли и о тяжелом дне, и о всей 
нервотрепке. Фильм они смотрели с удовольствием, часто смеялись, особенно, 
когда бедные путешественники попадали во всякие передряги. Уэйту фильм тоже 
понравился, он даже вроде бы почувствовал облегчение, будто камень с души сняли.
 Но под конец он неожиданно задремал и проснулся только, когда в зале зажегся 
свет и все оживленно загалдели. 
Потом, правда, когда взвод вернулся в казарму и все улеглись по койкам, он 
пожалел, что спал в кино. Сон этот снял усталость от напряженного дня, и теперь 
он никак не мог забыться, молча лежал на спине, прислушиваясь к сонным вздохам 
и похрапыванию соседей. Хотел было даже встать и пойти поболтать с дневальным, 
но вспомнил, что сегодня дежурит Магвайр, и побоялся. 
«Еще только одну недельку, — думал он, — и все будет позади. Дадут отпуск на 
неделю, можно будет домой съездить, своих повидать». Но мысль о поездке домой 
почему-то не радовала. Хотелось только одного — поскорее выбраться с 
ненавистного острова, дальше этого его желания сегодня не шли. Да и что ему в 
конце концов дома делать? Что там его ждет интересного? Да ничего. Об этом он 
знал, конечно, и раньше, нового тут ничего не было. Теперь же, попав на остров, 
окончательно убедился в своей правоте. Никуда уж тут не денешься, все по закону.
 Родительская химчистка и без него работала не хуже, чем при нем. Кэролин, судя 
по письмам матери, тоже довольна своей жизнью и женихом. В материнских письмах 
он читал между строчек, что она, пожалуй, рада его отсутствию, что все так 
получилось. Конечно, может быть, на самом деле все и не так, просто мать хочет 
его как-то ободрить. Тем более что у него здесь все в порядке и учеба успешно 
идет к концу. Но в душе все равно где-то пряталось сомнение. 
Сомнения касались только его личных чувств. Что до химчистки, то тут никаких 
сомнений не было. Брат ведь [305] всегда занимался бизнесом лучше, чем он. 
Особенно что касалось бумаг, счетов, денег и всего прочего. Тут все на его 
стороне. Да и за Кэролин, видно, не стоит особенно тревожиться. Заменить его 
оказалось совсем не трудно. Одиннадцать недель, что прошли, вполне доказали это.
 Конечно, когда он уехал, все немного поволновались. Но и только. Вскоре все 
уже стало на свои места, наладилось, и никому теперь нет до него никакого дела. 
Ровным счетом никакого. 
Да и с чего, собственно, все это должно беспокоить его? Он же всю жизнь 
стремился избавиться от любых пут, всяких там обязательств, чувства долга и 
тому подобного. А коли он не хотел никому быть обязанным, так и ему никто ничем 
не обязан. Все очень просто. Разве не о такой жизни он всегда мечтал? Не этого 
добивался? Тогда какого же черта... 
«Ей-богу, тебе следовало бы и о будущем когда-то подумать», — не раз говорил 
ему Джерри, и Уэйт не мог тогда удержаться от смеха. 
«Хоть разок бы задумался, как нам быть дальше», — донимала Кэролин, и ему 
стоило большого труда, чтобы не засмеяться ей в глаза, промолчать и лишь 
послушно кивать головой... 
«Что же ты дальше собираешься делать?» — постоянно спрашивала мать... 
Даже товарищи, когда встречались, вечно лезли с вопросами: