Они
остановились   в  своем  домике  по  ту  сторону  реки.  Женщина  была
обеспокоена состоянием больного.  Пришлось принести его с плантации  в
гамаке, Силвио не смог даже сесть на лошадь.
     Орасио проводил доктора к больному,  помог ему уложить Силвио  на
кровать,  предложил свои услуги.  Спросил жену,  не нуждается ли она в
деньгах.  Жессе было известно,  что Орасио держался любезно со  своими
избирателями  и  друзьями,  однако  ему  показалось,  что  в этот день
Орасио,  пожалуй,  перебарщивает,  он даже не  захотел  уйти,  остался
помогать   женщине   -   подложить  больному  судно,  сменить  одежду,
пропитавшуюся потом,  подать лекарства,  за которыми послали в аптеку.
Выходя, Жессе отвел полковника в сторону и предупредил:
     - Дело пропащее...
     - Да что вы говорите!..
     У врача не было никакой надежды.
     - Эта  лихорадка  такова,  что  если сразу не побьешь ее,  то уже
ничего не помогает. Ему не протянуть до завтра... А вы должны пойти со
мной и принять ванну,  промыть руки спиртом.  С этой лихорадкой шутить
нельзя, можно вмиг заразиться...
     Однако Орасио рассмеялся и пробыл в доме Силвио до вечера, обещал
попозже еще зайти. И лишь перед тем, как сесть обедать, он вымыл руки,
подтрунивая  над  опасениями  доктора  и уверяя,  что лихорадка его не
берет.  Жессе пустился в научные объяснения; эта неизвестная лихорадка
составляла  одну  из его главных забот.  Она за короткое время убивала
человека,  и не было лекарств,  которые излечивали бы ее. Однако ничто
не  нарушило  радостного  настроения  Орасио  в  этот  вечер.  Он  был
настолько любезен, что вернулся в дом Силвио, чтобы помочь больному, и
сам пошел за доктором Жессе, когда у Силвио началась агония. По дороге
он предупредил падре. Когда они пришли, Силвио уже скончался, жена его
плакала  в  углу.  Орасио  вспомнил,  что  в  эту  минуту Жука Бадаро,
очевидно,  тоже  уже  мертв;  он  лежит  распростертый  на  дороге   с
открытыми,  остекленевшими глазами,  такими же,  как у Силвио.  Орасио
предложил вдове оплатить  расходы  по  погребению  и  помог  переодеть
покойника.
     Но на самом деле не было оснований ни для радости Орасио,  ни для
страданий  Виржилио.  Виновник  этой  радости  и этих страданий - Жука
Бадаро - ехал верхом на фазенду;  на  дороге  остался  труп  человека,
который поджидал его в засаде.  За Жукой, согнувшись на осле, которого
вел под уздцы Вириато,  ехал раненый Антонио Витор,  вторично  спасший
хозяину жизнь. Но теперь это был счастливый случай. Когда находившийся
в засаде жагунсо,  вглядевшись в первого всадника и узнав в  нем  Жуку
Бадаро,  поднял уже ружье и стал целиться, Антонио Витор вдруг услышал
еле заметный шорох у дороги.  Подумав,  что это какая-нибудь пака  или
броненосец, он направил осла прямо в заросли, держа в руке револьвер -
ему хотелось убить животное и  отвезти  его  в  подарок  доне  Ане.  И
неожиданно увидел жагунсо,  поднимающего ружье.  Тут же выстрелил,  но
промахнулся.  Человек в  засаде  мгновенно  повернулся  к  нему,  тоже
выстрелил  и  ранил Антонио Витора в ногу;  он не попал в грудь только
потому,  что тот соскакивал в этот момент с  осла.  Услышав  выстрелы,
Жука  и Вириато подъехали туда,  и жагунсо не успел спастись бегством.
Прежде,  чем убить его,  и даже прежде,  чем  оказать  помощь  Антонио
Витору,  Жука  обратился  к  жагунсо  с вопросом:  (Пака - бразильская
свинка.)
     - Скажи - кто, и я отпущу тебя с миром...
     Жагунсо признался:
     - Доктор Виржилио и полковник Орасио...
     Когда он уже уходил,  Вириато  вскинул  ружье,  вспышка  выстрела
осветила ночной мрак,  человек упал лицом вперед. Жука, перевязывавший
Антонио Витору ногу куском своей шелковой  рубашки,  вскочил,  услышав
выстрел:
     - Разве я не сказал,  что он может уйти с миром!  -  закричал  он
раздраженно.
     Вириато начал оправдываться:
     - Ну что ж, хозяин, одним меньше...
     - Я научу тебя повиновению.  Если я что-нибудь приказываю,  так и
должно быть. Жука Бадаро слов на ветер не бросает.
     Вириато опустил  голову,  ничего  не  ответил.  Они   подошли   к
человеку, он только что скончался. Жука сделал недовольную гримасу.
     - Иди-ка, помоги! - обратился он к Вириато.
     Они посадили Антонио Витора на осла. Вириато взялся за поводья, и
они тронулись шагом.  Так дошли они до фазенды;  керосиновые лампы еще
горели - Синьо волновался за брата,  которого ожидал много раньше. Все
вышли во двор;  прибежали жагунсо и работники и помогли Антонио Витору
сойти  с осла.  Посыпались вопросы,  люди столпились,  стремясь помочь
раненому.  Сам Синьо Бадаро подхватил Антонио Витора за плечи, и отвел
внутрь дома, где его уложили на скамью.
     Дона Ана кликнула Раймунду,  велела ей принести  спирта  и  воды.
Услышав имя мулатки,  Антонио Витор обернулся.  И только он и дона Ана
заметили, что руки Раймунды дрожали, когда она передавала пакет ваты и
флакон  со  спиртом.  Она осталась помочь доне Ане сделать перевязку -
пуля лишь пробила мякоть ноги, не задев кости, - и ее грубые и тяжелые
руки  стали  нежными,  мягкими.  Для  Антонио  Витора  они  были  куда
приятнее, нежнее и ласковее, чем легкие изящные ручки доны Аны Бадаро.

6

     Ясным, солнечным  утром   мулатка   Раймунда   вошла   в   хижину
работников.  Она  принесла  бутылку  молока  и хлеб,  который дона Ана
послала Антонио  Витору.  В  хижине  было  пусто,  работники  ушли  на
плантацию  собирать  какао.  Антонио Витор спал беспокойным горячечным
сном.  Раймунда остановилась у постели спящего и посмотрела  на  него.
Перевязанная  нога  высунулась  из-под старенького одеяла.  Видна была