сможет он смотреть на нее во время похорон?
     Нет, самое правильное это уехать,  отправиться далеко,  туда, где
ничто не напоминало бы ему об Ильеусе,  о какао,  об убийствах.  Туда,
где ничто не напоминало бы ему этот вечер в  доме  Эстер,  в  кабинете
полковника,  когда Виржилио согласился вызвать жагунсо.  Почему он это
сделал?  Не потому ли,  что связал себя бесповоротно с этой землей,  а
желание увезти Эстер далеко отсюда превратилось в мечту, осуществление
которой все время откладывалось?  Он  связал  себя  с  этой  землей  и
надеялся,  что ему тоже удастся обзавестись плантацией какао, надеялся
в глубине души,  что Орасио погибнет в борьбе за Секейро-Гранде  и  он
сможет жениться на Эстер.
     Только теперь он отдал себе отчет в том, что такое желание всегда
таилось  у  него  в сердце,  что каждый день он ждал известия о смерти
полковника,  сраженного пулей жагунсо Бадаро...  В  то  время  как  он
подыскивал  себе службу в Рио и размышлял,  как бы заработать побольше
денег на дорогу,  в то время как он подбирал новые доводы для отсрочки
бегства  с Эстер,  он на самом деле ждал того,  что считал неизбежным:
Бадаро  пошлют  убить  Орасио  -  и,  таким  образом,  проблема  будет
разрешена.
     Временами он задумывался над этим, но затем старался позабыть. Он
хотел, чтобы Эстер, если Орасио убьют, договорилась с Бадаро о разделе
Секейро-Гранде и о  прекращении  борьбы.  Обманывая  себя  самого,  он
старался внушить себе,  что он как адвокат семьи не может не учитывать
такой исход событий.  Но сейчас,  в постели,  смотря на  слезы  дождя,
скользящие  по  окну,  он признался себе,  что все эти месяцы только и
ждал известия о смерти Орасио, выстреле в грудь, бегстве жагунсо...
     Ему ничего больше не остается,  кроме этой надежды. Теперь он уже
не может больше бежать с этой земли,  теперь он связан с ней насмерть,
связан убийством,  связан Жукой Бадаро,  которого он приказал убить...
Теперь надо - днем раньше,  днем позже -  ждать,  что  придет  очередь
выстрела  в  Орасио,  очередь  его похорон.  И тогда он получит Эстер,
завладеет ее богатством,  а также Секейро-Гранде.  Он  будет  богат  и
уважаем,   станет  политическим  лидером,  депутатом,  сенатором,  кем
угодно.  О нем будут злословить на улицах  Ильеуса,  но  с  ним  будут
угодливо здороваться,  низко кланяться ему. Да, иного выхода у него не
было...  Какой смысл бежать,  уезжать отсюда,  начинать жизнь сначала?
Куда бы он ни уехал, его всюду будет сопровождать видение Жуки Бадаро;
вот  он  падает  с  лошади,  зажимая  рану  рукой,   -   это   видение
представлялось Виржилио отраженным в оконном стекле, по которому бежит
вода.  Он видел его своими сухими без слез глазами и думал, что так же
сухо его сердце, на которое отбросило свою мрачную тень какао.
     Нет смысла думать о бегстве,  теперь его ноги  увязли  в  клейком
соке  этой земли,  клейком соке какао и клейкой крови.  Никогда больше
ему и не мечтать об иной жизни.  Теперь он стал таким же,  как  и  все
тамошние жители,  совсем таким же.  "Нельзя больше мечтать,  Эстер", -
думает он.
     Глаза его сухи, руки дрожат, сердце преисполнено страдания. Эстер
крепко спит в эту холодную дождливую ночь. В этот вечер, в четверг, на
дороге  в  Феррадас  человек  выстрелом  сбил  Жуку  Бадаро  с лошади.
Виржилио обнимает женщину. Эстер, полусонная, улыбается:
     - Не сейчас, милый...
     И тоска нарастает.  Виржилио торопливо  одевается.  Он  чувствует
потребность  побыть  под  дождем,  чтобы  ливень  охладил его пылающую
голову,  смыл кровь с его  рук,  обмыл  его  загрязненное  сердце.  Он
забывает,  что  должен  спуститься  на  цыпочках,  чтобы  не разбудить
служанок.  И через двор выходит на железнодорожное полотно,  срывает с
себя шляпу,  давая каплям дождя катиться по лицу, как будто это слезы,
хотя он и не плакал.

5

     Однако не было причин ни для  тоски  Виржилио,  ни  для  радости,
которую  Жессе  рассчитывал  увидеть  на лице Орасио,  остановившегося
переночевать у него в Табокасе. Полковник с того времени, как начались
стычки  из-за Секейро-Гранде,  перестал ездить ночью по дорогам,  даже
если его сопровождали жагунсо.  В  Табокасе  его  задержали  кое-какие
дела,  и он остался, с тем чтобы выехать на следующее утро. А сейчас в
конце  дня  развлекался,  сидя  в  кабинете  Жессе,  который  принимал
больных.  И так как все они были его знакомыми и избирателями,  Орасио
не терял даром времени. Для каждого у него находилось доброе слово. Он
расспрашивал их о жизни, о семьях. Когда хотел, он умел быть любезным.
А в этот день он чувствовал себя очень хорошо:  ему было весело, и эта
веселость  возрастала  по мере наступления вечера.  Из окна врачебного
кабинета он видел Жуку Бадаро в сапогах со шпорами,  разгуливавшего по
улицам  Табокаса,  вот  он  выходит из лавки скобяных товаров Азеведо.
Орасио с удовлетворением улыбнулся,  задержал взгляд на фигуре  врага,
который, по-видимому, нервничал.
     В этот момент посланный им жагунсо уже направлялся к месту засады
на дороге в Феррадас. Нелегко было убедить Виржилио... Орасио нравился
адвокат,  и он был уверен,  что оказывает большую услугу, предоставляя
ему,  Виржилио,  честь  уничтожения  Жуки  Бадаро,  не  подвергая себя
опасности.  Он высунулся из окна,  чтобы поздороваться с женой  Силэио
Маозинья,  владельца небольшого участка,  граничащего с Палестиной,  -
одной из крепких опор Орасио в этом краю.
     Эта женщина  пришла  за доктором Жессе;  она еле добралась сюда с
плантации,  притащив  с  собой  изнуренного   лихорадкой   мужа.