|
слов этой песни:
Под зеленой морскою волной...
Зачем Мария Клара поет эту песню на ее свадьбе? - думает Ливия.
Словно она - враг ей. И сам голос ее подобен подступающей буре.
Старуха, много лет назад потерявшая мужа, плачет в углу. Морская волна
уносит все... Море и дарит и отымает. Все дарит, все отымает. Мария
Клара поет:
Отправлюсь я в земли чужие...
К этим землям отправятся в свой день все моряки. К далеким землям
Айока... Гума улыбается, полуоткрыв губы. Ливия опускает голову ему на
плечо, впервые чувствуя страх за жизнь любимого. А если он
когда-нибудь останется в море, что будет с нею? В песне поется, что
все уйдут в свой день "под зеленой морскою волной".
Ливия дышит прерывисто. Песня кончается. Но в холодной июньской
ночи голос этой песни не молкнет, достигая набережной, кораблей, шхун
и рыбачьих лодок. И стучит и стучит в сердца всех людей, собравшихся
сегодня в доме Гумы. И чтоб забыть голос этой песни, все снова
пускаются в пляс, а кто не пляшет, тот пьет.
Манека Безрукий подымает большую чашу и кричит:
- Пейте! Крепка проклятая!
Дождь падает за окошком. Тучи скрыли луну.
Ее свадебным маршем была печальная песня горя. Песня, заключающая
суть всей жизни моряков. "Ушел, чтоб остаться в волнах" - так могла
сказать любая женщина, провожая мужа в плавание. Печальная судьба у
Ливии. Брат то появляется, то исчезает, никто не ведает, зачем и куда.
И на свадьбу не явился, вот уж несколько дней, как от него ни слуху ни
духу. Поначалу взял на себя все - ходил оформлять бумаги, назначил
день, а потом вдруг исчез. Никто ничего не знал о его жизни - где он
жил, чем питался, где мог приклонить свою красивую голову с
напомаженными волосами. А муж каждый день уходит, чтоб остаться в
зеленых морских волнах. Когда-нибудь вместо него вернется мертвое
тело, а душа отправится в плавание к бескрайним землям Айока.
Ливия снимает платье и утирает слезы. Она не чувствует сейчас
страстных желаний. А ведь жажда ее еще не утолена, ведь только раз
привелось ей изведать близость своего мужчины. И вот сегодня они
поженились, сегодняшняя ночь дана для любви, а она, Ливия, грустна,
печальная песня погасила ее любовную жажду. Отныне она всегда, обнимая
Гуму, будет представлять себе его мертвое тело, прибитое волной к
берегу. Отныне всегда будет она помнить, что муж уходит, чтоб остаться
в волнах. Она смогла бы радостно предаться ему, и полной была бы ее
любовь, лишь если бы они могли бежать отсюда сегодня же ночью. Бежать
подальше от этого моря, в сухие, суровые земли сертанов, бежать от
злого волшебства зеленых этих волн. Там мужчины и женщины думают о
море спокойно. Они не знают, что море - жестокий властелин, убивающий
людей. В одной из песен, что сложены в сертанах, рассказывается про
жену Лампиана, знаменитого разбойника, властвующего в тех местах, -
как она плакала, что у нее нет платья цвета дыма из пароходных труб.
Пароходы бывают только на море, а в море никто не властвует, даже
такой храбрец, как Лампиан. Море само - властелин, хозяин человеческих
жизней, море таинственное и страшное. И все, что существует на море и
у моря, окружено тайной... Ливия сжимается в комочек под одеялом и
плачет. Теперь уж навсегда дни ее будут полны страдания. Она каждый
день будет смотреть, как Гума уезжает, чтоб остаться в зеленых морских
волнах. (Сертаны - внутренние засушливые районы Бразилии.)
И тогда она принимает внезапное решение. Она всегда будет уходить
в море вместе с ним. Она тоже станет морячкой, будет петь песни моря,
узнает все ветра, все рифы в излучинах реки, все тайны морских глубин.
Ее голос тоже будет смирять бури, как голос Марии Клары. Она будет
стремительно плыть на "Смелом" в состязаниях на быстроту и побеждать
силою своих песен. И если когда-нибудь ее муж уйдет в глубины вод, она
пойдет с ним, и они отправятся вместе в вечное плавание к неведомым
землям Айока...
Гума из-за двери спрашивает, можно ли уже войти. Ливия вытирает
глаза и отвечает, что можно. Свет свечи вянет, расцветают рассветные
вздохи и слова. Он уйдет, чтоб остаться в волнах, поплывет по зеленому
морю. Она громко плачет и прижимается к нему, и оба торопятся, словно
смерть уже кружит над их брачной постелью, словно они в последний
|
|