очно чтоб  я  знал  сочувствуете  ли  Вы  сердцу
полному  страсти  к  тебе,  но хочу получить ответ искренный от твоего
сердца моему слышишь?
     Твой ответ послужит утешением моему страдающему сердцу понимаешь?
     Прошу простить ошибки и плохой почерк.
     Вы наверно  заметите что с середины письма почерк изменился это я
поменял перо поняла? Писал один дома без помощи и думая о Вас ясно?
     Притом примите  привет  от  твоего Г...  который так тебя любит и
уважает всем сердцем ясно?
     Гумерсиндо
                                                              СРОЧНО".

     По правде говоря,  это письмо чуть не послужило  причиной  ссоры.
Дело  в  том,  что  начал  писать  его  совсем  не  Гума,  а  "доктор"
Филаделфио.  Впрочем,  Филаделфио его почти никто и не называл,  а все
знали просто за "доктора".  Он писал истории в стихах,  песни и АВС из
жизни портового люда.  Он был всегда под хмельком,  сердился, если кто
ставил  под  сомнение его ученость (он учился целый год в монастырской
школе),  зарабатывал по нескольку монет, составляя разные письма - для
людей  семейных,  для  женихов  и невест для случайных любовников.  Он
произносил речи на крестинах, на свадьбах, на открытии новых магазинов
и на церемонии спуска на воду новых судов. Его очень любили в порту, и
все помогали ему заработать на еду и на  выпивку.  Ручка  с  пером  за
ухом,  чернильница  в кармане,  желтый зонт,  сверток бумаги,  книга о
спиритизме под мышкой...  Он всю жизнь читал эту книгу и никак не  мог
дочитать  до конца,  дошел лишь до тридцатой страницы,  но считал себя
спиритом.  Тем не менее он ни разу не  был  на  спиритическом  сеансе,
испытывая  истинный  ужас  перед душами с того света.  Каждый вечер он
усаживался  где-нибудь  вблизи  рынка  и   там,   взгромоздившись   на
какой-нибудь  ящик,  писал  записки  для  влюбленных,  чьим постоянным
наперсником   оставался   при   всех   обстоятельствах,   драматически
расписывал   болезни   и   нужду  семей  лодочников  в  их  письмах  к
родственникам и  друзьям,  составлял  даже  послания  к  самой  богине
Иеманже от всех своих земляков,  не нуждаясь в подсказке, ибо жизнь их
знал назубок.  Когда к  нему  приближался  Руфино,  он  смеялся  своим
тоненьким смехом, пожимал плечами и спрашивал:
     - Кто твоя новенькая?
     Руфино называл имя,  "доктор" писал письмо - всегда одно и то же.
Завидев знакомого, предупреждал:
     - Элиза сейчас свободна Руфино ее уже бросил.
     И писал письмо к Элизе от другого.  Так он  зарабатывал  себе  на
жизнь, а главное - на выпивку. Как-то раз он за десять тостанов создал
для Жакеса такой шедевр,  что даже сам  гордился.  Это  был  акростих,
который Жудит теперь всегда носила на груди:
                    Покою навек я лишился,
                    Ранено сердце во мне,
                    О, навек я с весельем простился,
                    Сохнет душа по тебе,
                    Тобою я полон одной,
                    И до смертного часа я твой.
     Написал название - "Прости",  сам растрогался, взглянул на Жакеса
влажными глазами и сказал:
     - Мне надо было заниматься политикой, парень. Здесь, в порту, мне
выдвинуться невозможно. Я б такие речи произносил - самого Руя за пояс
бы заткнул...
     Прочел акростих вслух,  переписал своим ровным почерком,  получил
десять тостанов и сказал:
     - Если после этого она не сдастся,  как лодка, опрокинутая бурей,
я верну тебе твои деньги...
     - Ну что вы...
     - Да, да, верну... Так-то вот...
     Когда наступала  пора  празднеств  в  Кашоэйре  и Сан-Фелисе,  он
отправлялся на судне  какого-нибудь  знакомца  моряка  писать  письма,
сочинять  стихи и послания на ярмарках этих городов,  куда слава о нем
дошла раньше его.
     Он был  неизменным  наперсником  всех.  Много раз приходилось ему
сочинять ответ на  письмо,  сочиненное  им  же  самим.  Благодаря  его
посредничеству  не одна девушка вышла замуж и родился не один ребенок.
И  не  одной  семье,  находящейся  далеко,  приходилось  ему  сообщать
печальную весть о смерти моряка,  не вернувшегося из плавания. В такие
дни он напивался больше обычного.
     Гума давно  уже  ждал  часа,  когда  "доктор" будет свободен (или
менее занят), чтоб поговорить с ним. В тот вечер как раз клиентов было
мало,  и  "доктор"  задумчиво  ковырял  щепочкой в зубах,  ожидая,  не
появится ли кто-нибудь, чтоб обеспечить ему ужин. Гума приблизился:
     - Добрый вечер, доктор.
     - Дай тебе бог попутного ветра,  ты пришел  вовремя.  -  "Доктор"
любил говорить правду.
     Гума помолчал, не зная, как приступить к делу. "Доктор" подбодрил
его:
     - Так что же, место Розы так и будет пустовать? Я могу тебе такую
поэму сочинить, что ни одна не устоит.
     - Я за тем и...
     - Ну, как