только  недавно
приехал из Ильеуса -- там удалось урвать недурной куш.
     --  Тебя  и  не узнаешь,  --  говорит Педро,  разглядывая  элегантного,
надушенного господина. -- А как Далва поживает?
     -- Спуталась с каким-то полковником: он  взял ее на содержание. Да я уж
с ней давно не живу. Нашел себе смугляночку посвежей...
     -- А где тот перстень, -- помнишь, Безногий все над тобой издевался?
     Кот смеется:
     -- Я его загнал одному полковнику: представь, выложил пять сотен и даже
не поморщился.
     Они разговаривают,  вспоминают прошлое,  смеются.  Кот  расспрашивает о
судьбе  "капитанов",  а на прощание  говорит, что  завтра уезжает в Аракажу;
сахар  поднимается  в цене,  можно  будет делать  дела.  Педро глядит  вслед
нарядному красавцу и  думает, что если бы  Кот хоть  ненадолго задержался  в
пакгаузе,  то не пошел  бы по этой дорожке, не стал бы мошенником... Студент
Алберто растолковал  мальчишкам  то, что до него никто не  мог им объяснить,
то, о чем смутно догадывался Профессор.
     Педро зовет революция, как звал когда-то по ночам Леденчика Бог. В душе
у него звучит ее голос, он сильнее рокота моря и воя ветра, он сильнее всего
на свете.
     Зов  ее  отчетлив и внятен, как песня, долетающая с баркаса  (эту самбу
сочинил Вертун):

                     Товарищи, время настало...

     Голос  революции зовет  Педро,  заставляет сердце его  биться учащенно,
вселяет радость. Он  поможет  беднякам изменить свою судьбу. Голос революции
разносится   над   Баией,   точно   эхо  барабанов-атабаке  на   запрещенных
негритянских радениях. Голос ее  звучит в грохоте трамваев, которые ведут по
улицам  транспортники, одолевшие  хозяев в забастовке. Голос  ее  летит  над
пристанями и доками, слышится в перекличке докеров, в зычных криках Жоана де
Адана,  в  речи  его  отца, застреленного  на митинге, в  голосах  матросов,
лодочников,  рыбаков.  Голос  ее --  в ангольской  капоэйре  -- игре-борьбе,
которую  ведут  ученики  Богумила,  в  словах  падре   Жозе  Педро,  бедного
священника,  с   ужасом   и  изумлением   взиравшего  на  горестную   судьбу
"капитанов". Голос ее звучал на террейро  матушки Аниньи  в  ту  ночь, когда
нагрянувшая на кандомбле полиция  унесла резное изображение Огуна.  Голос ее
звучит  в пакгаузе, в  колонии  и в  сиротском приюте, в предсмертном  хрипе
Безногого,  кинувшегося  вниз, чтобы  не  попасть в руки полиции, и  в гудке
"Восточного  экспресса",  пересекающего  сертаны,  по  которым  бродят  люди
Лампиана,  отстаивая  право бедняков, и  в  убежденности  студента  Алберто,
требующего школ для  народа и свободы -- для  культуры, и в смехе оборванных
мальчишек с картин Профессора, дождавшихся наконец выставки на улице Чили, и
в звоне  гитарных  струн, в  печальных  самбах, которые  распевают беспечный
Долдон  и  его  приятели.  Голос ее  --  это  голос всех бедняков. Голос  ее
произносит  прекрасное  слово  "товарищ"  --  слово, означающее  единство  и
дружбу. Голос ее зовет на праздник борьбы.  Он подобен веселой песенке негра
и  грому  ритуальных барабанов  на  кандомбле.  Голос  напоминает о  Доре, о
бесстрашной и  веселой его подружке.  Голос  революции зовет Педро. Так звал
Леденчика голос Бога, так звал Безногого голос ненависти,  так звали Вертуна
просторы сертанов и лихие налеты Лампиана. Ничто не заглушит его, потому что
голос этот зовет на борьбу за всех, за то, чтобы всем -- всем без исключения
-- жилось лучше. Нет зова сильней. Голос революции пролетает над всей Баией,
возвещая  праздник  и  скорый  приход  весны.  Грядет  весна  борьбы.  Голос
революции рвется из груди всех  голодных  и  обездоленных, утверждая, что со
свободой не  сравнится даже  солнце  -- величайшее благо  нашего  мира.  Как
ослепительно прекрасен город в этот весенний день! Откуда это долетает голос
женщины? Она поет о Баии, о древнем  черном  городе, о  его колоколах, о его
мощеных улицах.  Женский голос славит красоту Баии, и песнь Баии сливается с
гимном свободы.  Могущественный голос зовет Педро, --  это  голос  банянской
бедноты, это голос свободы. Революция зовет Педро Пулю.
     ...Он  вступил в партию в тот самый  день, когда  Большой  Жоан нанялся
матросом  на  ллойдовокий  сухогруз.  Стоя  на причале,  Педро  машет  вслед
товарищу, уплывающему  в свой первый  рейс, но это не  прощальный  взмах,  а
приветственный салют:
     -- До свидания, товарищ!

     Теперь Педро стоит во  главе ударного отряда, в который превратилась их
шайка. Изменилась судьба "капитанов",  все  у  них  теперь  по-другому.  Они
участвуют  в забастовках, ходят на митинги,  они борются  вместе с рабочими.
Борьба изменила уготованную им судьбу.
     Руководители партии приказали, чтобы с  "капитанами" оставался Алберто,
а Педро отправился в Аракажу и создал из "Индейцев Малокейро" ударный  отряд
наподобие  того,  какой  появился в  Баии.  А потом ему предстоит переделать
судьбы других беспризорных детей по всей Бразилии.

     Педро входит в пакгауз. Ночь уже опустилась  на город. С палубы баркаса
доносится песня. В баиянском небе,  равном которому нет в целом мире, гор