ь в
уже  расставленные сети сатаны. И  потому стоило  только Доре приблизиться к
нему, как он начинал бормотать молитву.
     А Дора долго разглядывала  образки на стене, и Профессор, стоя у нее за
спиной, тоже смотрел на них. Изображение  Христа-младенца, то самое, которое
Леденчик украл, было украшено цветами. Дора подошла поближе.
     -- Как красиво...
     От этих ее слов страх начал мало-помалу исчезать из души Леденчика. Она
одна заинтересовалась его  святыми, -- ни один человек в пакгаузе не обращал
на них никакого внимания.
     -- Это все твое? -- спросила Дора.
     Он  кивнул и  улыбнулся. Шагнул вперед  и стал показывать ей  все  свои
сокровища  -- литографии, катехизис,  четки. Доре все понравилось, она  тоже
улыбнулась. А Профессор все смотрел на нее подслеповатыми  глазами. Леденчик
рассказал  ей  историю  о том, как  святой  Антоний  пребывал  в двух местах
одновременно, чтобы спасти  от петли своего несправедливо осужденного  отца.
Он  рассказывал  эту историю так же увлеченно, как Профессор читал  книги  о
бесстрашных  и мятежных моряках,  и  Дора  слушала его  так же внимательно и
доверчиво. Они разговаривали, а Профессор молчал.  Леденчик стал говорить  о
вере, о святых, творивших чудеса, о доброте падре Жозе Педро.
     -- Он и тебе понравится.
     -- Конечно, понравится, -- отвечала она.
     Он уже позабыл об искушении и соблазне,  заключенном в девичьей  груди,
округлых бедрах,  золотистых волосах, -- он говорил с нею  так, словно перед
ним  стояла  совсем взрослая,  даже  немолодая,  добросердечная  женщина. Он
говорил с  нею как с матерью. Он понял это в  ту минуту, когда почувствовал,
что  хочет  рассказать  ей  самое  главное  --  о  том,  что  мечтает  стать
священником,  что  услышал  глас  Божий  и не может  противиться ему. Только
матери решился бы он рассказать такое. И мать стояла перед ним в этот миг.
     -- Знаешь, я хочу стать падре, -- сказал он.
     -- Это замечательно, -- ответила Дора.
     Леденчик просиял. Он поглядел ей в глаза и взволнованно спросил:
     -- А как ты  думаешь, я достоин?  Господь  милосерден,  но он  умеет  и
наказывать...
     -- За  что  ж  тебя  наказывать?  -- В  голосе  ее звучало неподдельное
изумление.
     -- Жизнь, которую мы ведем, полна греха. Мы грешим ежедневно.
     -- Так ведь вы в этом не виноваты, -- объяснила ему Дора. -- У  вас  же
нет никого на свете.
     Нет, к нему  это  теперь не относилось:  теперь у  него  есть мать.  Он
ликующе засмеялся:
     -- Вот и падре Жозе Педро так мне говорил. И еще он сказал...
     Счастливый смех  не давал  ему  договорить, и  Дора  тоже  заулыбалась,
зараженная его весельем.
     -- ...сказал, что, может быть, я когда-нибудь приму сан.
     -- Конечно, примешь.
     --  Хочешь, подарю  его  тебе? --  неожиданно для самого  себя  спросил
Леденчик, показывая на Христа-младенца.
     Он  был  похож в  эту минуту на мальчишку, который,  получив  от матери
монетку  на  леденцы,  делится  с  нею лакомством. И  Дора  кивнула  в  знак
согласия, как мать,  которая возьмет  конфетку из рук сына,  чтобы доставить
ему радость.
     Профессор  никогда не видел мать Леденчика, не  знал, кто она и что. Но
сейчас  на месте Доры стояла она --  в  этом  не  было  сомнения,  --  и  он
позавидовал счастью своего товарища.

     Они нашли Педро на пляже. Эту ночь он провел не в пакгаузе, а здесь, на
нагретом  и ласковом  песке, глядя  на  луну.  Дождь перестал, а ветерок был
теплый. Профессор растянулся рядом.  Дора села посередине. Педро поглядел на
нее искоса, ниже надвинул на лоб берет.
     -- Вчера ты очень помог нам с братом... -- сказала она.
     -- Тебе надо уйти, -- ответил Педро.
     Дора  не произнесла ни слова, но  заметно опечалилась. Тогда  заговорил
Профессор:
     -- Нет, Педро. Не надо ей  уходить. Она  нам, как мать. Честное  слово,
всем -- как мать. И повторил еще и еще раз: -- Как мать... Как мать...
     Пуля окинул  их взглядом, снял  берет, сел  на песке. Дора  смотрела на
него  ласково. Им  она,  как мать. А  ему она и  мать,  и сестра, и жена. Он
сконфуженно улыбнулся ей:
     -- Я  просто  подумал,  цапаться из-за тебя  начнем... --  Она замотала
головой, но он продолжал: -- А потом улучат  минуту, когда нас с Профессором
не будет...
     Все трое засмеялись, а Профессор снова сказал:
     -- Теперь уже можно не бояться. Она нам, как мать.
     --  Ладно, оставайся, -- решил Педро, и  Дора  улыбнулась ему: он успел
стать ее героем, хоть она никогда еще не думала  ни о чем подобном, -- время
не  пришло. Она любила его, как сына, лишенного ласки и заботы, как старшего
брата, который всегда придет на помощь,  как возлюбленного, равного которому
нет в целом свете.
     Но  Профессор  заметил,  как они  улыбаются друг  другу, и,  помрачнев,
повторил еще раз:
     -- Она нам, как мать!
     А помрачнел он потому, что и для него она  была не матерью. И ему стала
она возлюбленной.

ДОРА, СЕСТРА И НЕВЕСТА

     В  платье особенно не  побегаешь и через забор  не перепрыгнешь, а Дора
ничем не хотела отличаться от "капитанов". Она выпросила у Барандана  штаны,
которые ему подарили в каком-то богатом  доме. Негритенку они были велики, и
потому он согласился, а она укоротила штанины, подпоясалась веревкой, следуя
негласн