рывает
себе вход в этот дом.
     -- От оспы?
     Дочка в испуге отшатнулась от двери. Паренек невольно  сделал шаг назад
и, подумав об оспинах на груди Доры, сплюнул от омерзения.
     -- Место, которое  я тебе  предлагала, уже занято, -- скорбным голоском
произнесла дона Лаура.
     Дора вспомнила про брата.
     --  Может  быть,  вам, сеньора,  нужен мальчик -- бегать  за покупками,
выполнять всякие поручения? У меня есть брат...
     -- Нет, милая, не нужен.
     -- Может быть, кому-нибудь из ваших знакомых?..
     -- Нет. Если узнаю, рекомендую тебя...-- Она явно хотела  отделаться от
нее. Повернулась к сыну: -- Эмануэл, у тебя есть при себе деньги?
     -- Есть. Зачем тебе?
     -- Дай мне два мильрейса, -- и, получив монету, положила  ее на столбик
ограды: ей было страшно даже прикоснуться к Доре,  она хотела, чтобы та ушла
как можно скорее, не занесла в дом заразы. -- Вот, возьми, Помоги тебе Бог.
     Дора  пошла прочь. Хозяйский  сын  засмотрелся  на  ее  округлые бедра,
покачивавшиеся под тесноватым платьицем, но голос доны Лауры отрезвил его:
     -- Дос  Рейс, протрите-ка спиртом дверь и  звонок. С черной оспой шутки
плохи...
     Он  отправился качать сестру  на качелях,  время  от времени со вздохом
вспоминая, какая замечательная грудь была у этой нищей девчонки.
     Зе на  скамейке  не  оказалось. Дора  в ужасе представила  себе, что он
пошел по улице,  заблудился, пропал. Где его искать? Ведь  города она совсем
не  знает... Ноги  у  нее подкашивались от усталости,  от  безысходности, от
тоски по матери. Кроме того, очень хотелось есть. Она подумала, не купить ли
хлеба (ведь теперь у нее было две тысячи четыреста рейсов), но вместо  этого
кинулась искать  брата. Вскоре  она увидела его:  Зе ползал под  деревьями в
сквере и ел зеленые сливы. Дора хлопнула его по рукам:
     -- Ты разве не знаешь, что от этого живот болит?!
     -- Я кушать хочу...
     Дора купила хлеба, они заморили червячка...  Весь этот день бродили они
от дома  к дому, и всюду им отказывали:  страх перед оспой превозмогал любую
доброту.  К  вечеру Зе  просто  падал с  ног  от усталости. Отчаявшись, Дора
решила возвращаться домой,  но  так не  хотелось  быть  в  тягость  беднякам
соседям, не хотелось  идти  туда, откуда  вынесли  гроб с телом ее  матери и
мешок, в котором шевелился еще живой отец. Она опять оставила Зе на скамейке
в  садике, а сама  побежала купить хлеба, пока не закрылись  булочные. Денег
больше  не  было...  Когда зажглись  фонари, она  сначала  восхитилась  этим
зрелищем, но тут же  испытала к городу враждебное чувство: он ничем не помог
ей,  только обжег ее  ступни и измотал до полусмерти. Все эти красивые  дома
отвергли  ее. Сгорбившись, вытирая  слезы,  она подошла  к тому  месту,  где
оставила брата. Он опять исчез. Дора обегала весь сад, пока не нашла его: Зе
смотрел, как  двое мальчишек --  высокий крепкий негр  и тщедушный белый  --
играют в  "гуд". Она опустилась  на  скамейку,  подозвала  Зе.  Заметив  ее,
мальчишки  тоже  поднялись  на  ноги.  Дора  развернула  пакет с рогаликами,
протянула один брату. Мальчишки смотрели на  нее -- негр  явно был  голоден.
Она угостила их, и  все четверо молча набросились на черствый хлеб (он стоил
дешевле). Потом негр удовлетворенно хлопнул ладонью о ладонь и спросил:
     -- Малец сказал, у тебя мать от оспы померла?
     -- И мать, н отец...
     -- Вот и у нас беда...
     -- Отец?
     -- Нет, не отец. Один наш паренек, Алмиро звали.
     -- Устроилась куда-нибудь? -- открыл рот молчавший до этого белый.
     -- Нет. Как скажу про оспу, сразу гонят...
     Вот теперь Дора дала волю слезам.  Зе играл шариками, которые мальчишки
оставили на  земле. Негр почесал в затылке. Щуплый поглядел сначала на него,
потом на Дору.
     -- Ночевать есть где?
     -- Негде мне ночевать.
     Тогда он сказал своему товарищу:
     -- Давай ее в "норку" сведем...
     -- Девчонку?.. А что нам Пуля на это скажет?
     -- Видишь, плачет... -- еле слышно проговорил тщедушный паренек.
     Негр взглянул на нее  оторопело. Белый  согнал  с шеи муху,  осторожно,
точно боясь обжечься, положил руку на плечо Доры:
     -- Пойдем с нами. Переночуешь в пакгаузе...
     Негр вымученно улыбнулся:
     -- Хоромы, конечно, не Бог весть какие, а все лучше, чем на улице...
     Большой Жоан и Профессор шли впереди. Им хотелось поговорить, но они не
знали  о  чем: в  такой  переплет оба  не попадали  еще ни  разу  и  страшно
смущались. В свете фонарей волосы Доры блестели как золото.
     -- До чего ж хороша, -- сказал негр.
     -- Красивая... -- подтвердил Профессор.
     Ни тот, ни другой не шарили глазами по ее телу, -- они смотрели только,
как переливаются в свете уличных огней ее волосы.
     Когда добрались до пляжей, Зе совсем ослабел. Большой Жоан взял ребенка
(хоть и сам был не очень-то взрослый) на руки, посадил себе на спину, понес.
Профессор шел рядом с Дорой, но оба хранили молчание.
     В пакгауз они вошли с некоторой опаской. Жоан  ссадил малыша на  землю,
пропустил вперед Дору с П