|
нное солнцем утро было по-прежнему радостно и
прекрасно. Утро было -- как с картины кого-нибудь из выпускников школы
"Белас-Артес".
Мимо шли с обеда рабочие: вот и все, что видели двое друзей, вот и все,
что удавалось им разглядеть в это утро.
ОСПА
Богиня Омолу поразила Баию черной оспой. Но богатые люди, жившие в
кварталах Верхнего Города, сделали себе прививки, а Омолу была родом из
дремучих африканских лесов и в таких тонкостях, как вакцина, не разбиралась.
И оспа ринулась в кварталы бедняков, поражая их, покрывая их тела язвами.
Потом появлялись санитары, хватали заболевших и в мешках увозили в
отдаленные больницы. Женщины плакали, ибо знали, что никогда больше не
увидятся со своими мужьями.
Да, богиня наслала черную оспу на богачей: откуда ей, дикой богине из
африканских лесов, было знать о вакцине и прочих достижениях науки?! Но
сделанного не воротишь, черная смерть сорвалась с привязи и пошла гулять по
городу, и Омолу ничего уже не оставалось, как разрешить ей делать свое дело.
Но все же богине жаль стало неимущих своих детей, и она превратила черную
оспу -- в ветряную, глупую и безобидную болезнь не опасней кори. Но санитары
все равно продолжали врываться в дома бедняков и забирать больных в лазареты
за городской чертой. Навещать их не полагалось, и больные по целым дням
никого не видели. О смерти их никому не сообщали, а если кто-то чудом
возвращался домой, на него глядели как на воскресшего из мертвых. Газеты
писали об эпидемии и о необходимости поголовного оспопрививания. На
кандомбле день и ночь грохотали барабаны -- нужно было умилостивить грозную
богиню, утишить ее гнев. Но Омолу была непреклонна, Омолу сопротивлялась
вакцине.
В жалких домишках бедняков плакали женщины от страха перед заразой, от
страха перед больницей.
В шайке первым заболел Алмиро. Однажды ночью, когда негритенок
Барандан, невзирая на строжайший запрет Педро Пули, пробрался к Алмиро в
уголок, тот пожаловался:
-- Ужас как все тело чешется, -- и показал покрытые нарывами руки. --
Кажется, у меня жар.
Барандан был паренек не робкого десятка, все это знали. Но
унаследованный от многих поколений африканских предков ужас перед оспой,
перед недугом Омолу был у него в крови. И потому, забыв про то, что его
отношения с Алмиро могут стать всем известны, он шарахнулся в сторону,
натыкаясь на спящих и вопя:
-- У Алмиро -- оспа! У Алмиро -- оспа!
Все повскакали на ноги и с опаской подошли к больному. Алмиро зарыдал.
Педро Пуля еще не вернулся. Не было ни Профессора, ни Кота, ни Большого
Жоана, так что командование принял на себя Безногий. В последнее время он
ходил мрачнее тучи, почти ни с кем не разговаривал, а если раскрывал рот, то
лишь для того, чтобы поиздеваться над кем-нибудь, затеять ссору с каждым,
кто подвернется под руку. Исключение он делал лишь для Педро. Леденчик
молился за него горячей и чаще, чем за остальных, и временами с ужасом
думал, что Безногого обуял нечистый. Падре Жозе Педро был с ним, как всегда,
кроток и терпелив, но Безногий сторонился его: он знать никого не хотел, а
если встревал в чей-нибудь разговор, то через минуту начиналась драка.
Когда он направился к Алмиро, все поспешно расступились перед ним:
Безногий внушал мальчишкам не меньший страх, чем оспа. Несколько дней назад
в пакгауз забежал изголодавшийся щенок: сначала Безногий мучил его, но потом
привязался, полюбил и теперь постоянно возился с ним, словно в нем
заключался для него смысл жизни. Вот и теперь он отвел пса подальше от
Алмиро, а потом вернулся к больному. "Капитаны" старались близко не
подходить, издали разглядывали нарывы, покрывавшие его грудь. Прежде всего
Безногий гнусавым голосом пообещал Барандану:
-- Ага, негр безмозглый, ты с ним путался, -- теперь и у тебя высыпет
на этом самом месте.
Барандан поглядел на него с ужасом. Потом Безногий заявил, обращаясь ко
всем:
-- Что ж, и нам по милости этого сосунка прикажете оспой болеть?
Мальчишки выжидательно молчали. Алмиро, закрыв лицо руками, прижавшись
к стене, плакал навзрыд. Безногий продолжал:
-- Он сию минуту уйдет отсюда. Понял, Алмиро? Уйдешь из пакгауза,
сядешь где-нибудь на улице, чтобы эти кошколовы-санитары тебя подобрали и
свезли в больничку.
-- Нет! Нет! -- закричал в ужасе Алмиро.
-- Не нет, а да. Сюда мы их звать не будем: незачем им знать, где наша
"норка". А ты собери все свое барахло и выметайся отсюда к чертовой матери,
пока всех не перезаразил.
Алмиро все т
|
|