|
причины сомневаться в правильности его слов, она
предпочла поверить Педро: это польстило ей. Теперь в ее отношении к нему
сквозила покровительственная нежность.
-- Ну, ладно. Сегодня научу тебя еще кое-чему....
-- Как всегда, на углу... А скажи-ка мне: с ним-то ты еще не спишь?
-- Да он еще глупенький, в таких делах толку не знает. Ты что, дурень,
вздумал ревновать? Разве не видишь, что мне никого не надо?..
В другой раз Педро высмотрел все-таки Безногого. Тот лежал на траве в
саду, перелистывая книжку с картинками, рядом мурлыкал кот. Педро поразился
тому, что приятель его одет в серые кашемировые брючки и шелковую рубашку,
волосы аккуратно причесаны. Он остолбенел при виде всего этого и не сразу
решился подать ему сигнал, но, придя наконец в себя, свистнул, и Безногий,
мигом вскочив, заметил его на противоположном тротуаре. Он сделал ему знак
-- подожди, мол, -- огляделся по сторонам и, увидев, что поблизости никого,
вышел из калитки.
Педро шагал по улице, а Безногий следовал за ним в нескольких шагах,
потом подошел вплотную, и Педро испытал новое потрясение:
-- Ах, чтоб тебя!.. Духами так и разит!
Безногий скорчил унылую мину, но Педро никак не мог успокоиться:
-- А вырядился-то! Кот подохнет от зависти! Придешь в таком наряде в
"норку" (так называли они свой пакгауз) -- все попадают. Еще, пожалуй,
влюбится кто-нибудь, береги тогда...
-- Ладно, не пыли. Я пока еще присматриваюсь, понял? Скоро скажу, когда
вам приходить.
-- Что-то не больно скоро...
-- Самое ценное у них под замком.
-- Ну, смотри... -- сказал Педро и добавил: -- Гринго наш все еще так
себе, хоть и ползает. Температура держится: тридцать семь. Спасибо, дона
Анинья напоила его каким-то настоем, ему сразу полегчало. А то не увидел бы
ты его больше. Отощал сильно: одни кости торчат.
С этими словами он и ушел, на прощанье еще раз поторопив Безногого.
А Безногий снова растянулся на траве, взялся за книжку, но вместо
картинок увидел перед собой Гринго. Никого в шайке не изводил он так, как
этого паренька: тот был арабом, в разговоре смешно коверкал слова, чем давал
Безногому нескончаемый повод для издевательства и насмешек. Гринго силой не
отличался и потому не мог рассчитывать на заметное место в шайке, хотя Педро
Пуля и Профессор очень бы хотели, чтоб одним из вожаков стал иностранец --
или почти иностранец. Но Гринго довольствовался малым: подворовывал по
мелочам, в рискованные дела старался не ввязываться и мечтал набрать целый
ящик всяких безделушек, чтобы продавать их прислуге из богатых домов.
Безногий донимал и дразнил его беспощадно: глумился над ним за его странный
выговор, за трусоватость. Но сейчас он, красиво и чисто одетый, гладко
причесанный, надушенный, лежит на мягкой густой траве, уставившись в книгу с
картинками, а Гринго загибается там, в пакгаузе. Да ведь и не он один. Всю
эту неделю Безногий мягко спит, вкусно ест, дона Эстер говорит ему "мальчик
мой" и целует, а "капитаны" по-прежнему ходят в отрепьях, голодают, ночуют в
дырявом пакгаузе или под мостом. Безногий почувствовал себя предателем. Он
ничем не лучше того грузчика, о котором Жоан де Адан даже говорить не хотел
-- только сплевывал и растирал плевок подошвой, -- того грузчика, что во
время большой забастовки переметнулся к врагам, стал изменником, помогал
вербовать рабочих взамен тех, которые грузить суда отказались. С тех пор ни
один портовик не взглянул в его сторону, не протянул ему руки... А Безногий,
который ненавидел весь мир, делал исключение только для мальчишек,
собравшихся в шайку и назвавших себя "капитанами песка": они были его
товарищами, они были такими же, как он, -- жертвами всех остальных людей. И
вот теперь ему казалось, что он бросил их, предал, изменил им. Мысль эта так
поразила его, что он приподнялся и сел. Нет, он не предал их. У них есть
закон: тех, кто нарушает его, изгоняют из шайки, и после этого добра не жди.
Но никто еще не нарушал закон так, как собирается сделать это он, Безногий:
неужто он и вправду хочет быть барчуком и неженкой, пай-мальчиком -- ведь он
сам первый всегда издевался над ними? Нет, он не предатель. Трех дней
хватило бы, чтоб узнать, где хранятся в доме самые дорогие вещи. Но вкусная
еда, чистая одежда, собственная комната и нечто большее, чем еда, одежда и
комната -- нежность доны Эстер -- задержали его здесь на целых восемь дней.
Он продался за эту нежность, как тот грузчик -- за деньги хозяев. Нет, своих
товарищей он не предаст. А дону Эстер? Ведь она верит ему, верит и доверяет.
И у нее в доме, как и в портовом пакгаузе, превыше всего блюдут закон: за
провинность -- карать, за добро -- платить добром. А теперь Безногий
преступит его, отплатит за добро злом. Он вспомнил, какая радость обуревала
его, когда он уходил из дома, в который должны были потом проникнуть
"капитаны". А сейчас ему грустно. Он по-прежнему ненавидит всех, кроме сво
|
|