валась,
заслышав уханье совы впотьмах;
а ночь вокруг росла, нагромождалась,
тая и вожделение и страх.

И звезды, уподобясь ей, дрожали,
плыл ищуще по спальне аромат,
вздуваясь, шторы ей знак подавали,
и следовал за знаком тихий взгляд.

Прильнув к нему, она еще не знала,
что ночь ночей грядет, - и, чуть дыша,
на царской охладелости лежала
легка и непорочна, как душа.

II

Царь думал о тщете минувших дней,
о немощи своей, ворча устало, -
и о собаке преданной своей, -
но к ночи Ависага замирала
над ним. И снова жизнь его пред ней
заклятым побережием лежала
под тихим светом звезд ее грудей.

Порой, о пылких ласках вспоминая,
из-под бровей он созерцал, страдая,
ее не знавший поцелуев рот;
но страсти юная лоза, однако,
в нем никогда, он знал, не рассветет.
Он зяб. И вслушивался в смутный ход
своей последней крови, как собака.

* * *

БУДДА
-----
Он в слух ушел. И тишина, как дали...
Мы замерли, не слыша ничего.
А он - звезда. Другие звезды встали
невидимо для нас вокруг него.

О да, он - все. Но ждет ли кто теперь,
что он заметит нас и нас рассудит?
Пади мы даже ниц пред ним - пребудет
глубоким и бесстрастным он, как зверь.

То, что влечет с мольбой к его стопам,
в нем миллионолетья прозябает.
Забыл он то, что знаем мы, но знает
он то, о чем заказано знать нам.