уж этого-то должно хватить, шли бы вы лучше домой и вызвали врача! — Местный 
дворянин все еще не хочет убивать шотландца, если только тот сам захочет уйти 
живым.
Но Левинстон, в ярости оттого, что его уверенно побил столь презираемый им 
человек, кричит:
— Так добей же меня, если можешь, или я уничтожу тебя!
Тут местный дворянин становится серьезным:
— Вас ничем не проймешь, вы так и будете продолжать храбриться, дерзкий вы 
человек? Тогда я вас убью.
И в два удара он укладывает шотландца наповал. И разве его можно винить? Хотя, 
наверное, лучше было бы подобных хвастунов, у которых не хватает храбрости 
поступать в соответствии со своими словами, разоружать, лишая возможности 
творить зло, и выставлять на посмешище, как они того заслуживают.
Доброта графа Клаудио
В царствование императора Карла V в Милане жил некий храбрый господин, чья 
фамилия ныне утеряна и забыта. Он настолько славился своей доблестью, 
великодушием и искусством сражаться и был всеми вокруг настолько любим, что 
называли его только по имени — граф Клаудио. В один прекрасный день граф 
отправляется на охоту, и случай выводит его на поляну, на которой крестьяне 
соорудили в свое время загон для скота, как раз в тот момент, когда четверо 
солдат решили выяснить свои отношения.
Представители обеих сторон раздеты до рубашек и уже стоят наготове с оружием 
наголо, и тут появляется Клаудио, здоровается с собравшимися и говорит:
— Господа, я умоляю вас не разбрасываться попусту столь ценными жизнями; лучше 
расскажите мне, в чем суть вашего спора, и, может быть, я помогу вам его 
разрешить.
Наверное, не надо объяснять, что, когда достойные люди собираются для того, 
чтобы как следует подраться, ничто не способно вызвать у них такое раздражение, 
как появление незваного миротворца. Так произошло и на этот раз. Собравшиеся в 
резкой форме отвечают, что это не его дело, но не возражают против того, чтобы 
он остался посмотреть на бой и, может быть, считать удары. Граф спешился со 
словами, что счел бы себя подлецом, если бы позволил им перерезать друг другу 
глотки в его присутствии, а для придания своим словам пущей значимости обнажил 
шпагу. В глазах дуэлянтов он переходит тем самым все границы, и они единогласно 
принимают решение сначала избавиться от надоедливого приставалы, а затем уже 
спокойно подраться. Соответственно, вся четверка одновременно набрасывается на 
графа, но не тут-то было! Клаудио хитро маневрирует, прикрываясь от одного 
противника другим, и так доблестно контратакует, что не проходит и минуты, как 
двое из нападающих уже лежат на земле. Граф и рад бы пощадить хотя бы двух 
оставшихся, но те, видя, что их все еще двое на одного, и слышать об этом не 
желают и набрасываются на него с пущей яростью. Горя желанием отомстить за 
жизнь уже поверженных не по его вине, Клаудио меняет стойку, как это принято у 
фехтовальщиков, искусно парирует атаку и вскоре прерывает мирское существование 
третьего дуэлянта.
Теперь он может развлечься с последним оставшимся героем, которому в конце 
концов наносит тяжелую рану, но великодушно оставляет жизнь; как можно быстрее 
граф присылает к раненому врача. Поправившись благодаря искусному уходу, 
выживший дуэлянт оказался благодарным человеком — он всем рассказывал о 
бойцовском подвиге Клаудио, восхваляя великодушие графа и объявляя о том, что 
при первой же возможности отплатит за добро. В дальнейшем он верой и правдой 
служит графу, который милостив к нему, и лишь сожалеет о том, что не удалось 
сохранить жизнь трем другим.
Как месье де Креки сохранил жизнь дону Филиппу Савойскому, и что из этого 
получилось
Причина ссоры была пустяковой: ею стал обычный шелковый шарф — по крайней мере, 
так утверждает Вюльсон де ла Коломбьер. В 1597-м и 1598 годах Генрих IV 
Французский вел войну против герцога Савойского, армией его командовал 
знаменитый Лесдигере, который, помимо прочих операций, посчитал необходимым 
захватить небольшую крепость в местечке по названием Шамуссе на реке Лизере. 
Крепость быстро пала, и все ее защитники были преданы мечу за исключением тех 
немногих, кто спасся вплавь. Среди них был дон Филипп, единокровный брат 
герцога. Он, к несчастью, не умел плавать, но трое его людей придумали, как 
спасти господина, — они скрепили вместе две бочки из-под вина, все разделись, 
дона Филиппа посадили на этот импровизированный плот, а сами поплыли, толкая 
плот в направлении безопасного места. Дон Филипп был весьма огорчен потерей 
своей одежды, поскольку из-за нее становилось ясно, что спасся он не совсем 
достойным образом.
Крепость была разрушена до основания, и месье де Креки, командовавший пехотой, 
отозвал своих людей обратно в основные части, которые осаждали Шарбоньер, 
крепость гораздо более важную. Через день или два от герцога прибыл парламентер 
с вопросом о некоем бароне де Шанивре, который был убит при взятии той крепости.
 Креки, встретившись с парламентером, показал ему шелковый шарф, по слухам 
принадлежавший к одежде дона Филиппа, которую тот бросил на берегу, и был так 
любезен, что предложил вернуть этот шарф владельцу, если это действительно он. 
Таким образом, стало ясно, что подробности бегства дона Филиппа известны не 
только самому дону и троим его спутникам, но и другим лицам, — и дон воспринял 
любезность Креки без особой радости. Замок Шарбоньер пал, а с ним — и ряд 
других городов. Армия французского генерала стала лагерем в местечке под 
названием Ле-Молетт, неподалеку от вражеской армии. Собственно, два войска 
разделяла только широкая равнина, на которой периодически вспыхивали стычки и