положения, но это тебе не удалось. Ты сказала мне, что твой приятель на четыре 
года старше тебя, что он хочет вступить в любовные отношения с тобой, но ты не 
согласилась. Ты была просто свежей юной девушкой, которая рассказывала подруге 
о своем дорогом парне. И все это время ты знала, а я все это время думала и 
соображала. Наконец, я пошла к психиатру, а на другой день получила ответ. 
Теперь я знаю всю твою грязную отвратительную историю. Вот сигарета, прикури ее 
этими спичками — они из отеля. Теперь ты знаешь, о чем я говорю”.
С этими словами она выбежала из комнаты. Тогда Джейн повернулась к автору и 
спросила: “Энн действительно знает о своем отце и обо мне?”.
Затем, не задавая больше никаких вопросов, она достойно отреагировала на эту 
трудную ситуацию. Она нашла в себе силы и мужество, чтобы рассказать историю 
своей интрижки с отцом пациентки, подтвердив каждую деталь, которую та сообщила 
автору, и добавив сведения о том, что она и ее любовник были очень осторожны. 
Они были уверены, что ни у кого не возникнет никаких подозрений по поводу их 
отношений. Она почувствовала, что, когда Энн в первый раз приехала из колледжа 
домой на выходные, она была раздражена без видимых причин. То же самое в одну 
из их встреч сказал и отец Энн. Она полностью приписала такое поведение подруги 
интуиции.
После этих признаний Энн позвали в кабинет. Войдя, она пристально посмотрела 
Джейн в глаза и заметила: “У меня была слабая надежда, что это неправда. Но все 
именно так и обстоит, не .так ли?” Джейн утвердительно кивнула головой, на что 
Энн философски ответила: “То, что делает отец, — его личное дело, а то, что 
делаешь ты, — твое, но больше никогда не приходи к нам домой. Выберите себе для 
встреч другой отель, так как в этом отеле часто обедает наша семья. Я объясню 
матери, что ты прекратила посещать наш дом из-за того, что мы поссорились. Что 
касается тебя и меня, мы просто знакомые, а отцу можешь сказать: пусть ему 
поможет сам бог, если мама узнает об этом. Ну, вот и все. Ты вернешься в город 
на одном автобусе, а я на другом. А теперь убирайся, я хочу поговорить с 
доктором”.
После ухода Джейн пациентка говорила о своем намерении относиться к сложившейся 
ситуации насколько возможно безразлично, спокойно и философски. Она по-прежнему 
была в сильном замешательстве относительно того, как натолкнулась на это. 
Девушка была убеждена, что “это дело правильно сработавшей интуиции”. “Когда я 
впервые начала рисовать эти картинки, они меня ужасно раздражали, но я не могла 
перестать делать это. Я была поглощена своими рисунками, но До прошлой среды 
они не имели для меня никакого значения.
Теперь, когда я оглядываюсь назад, все это кажется мне подозрительным, потому 
что я должна была понять все с самого начала, но до вчерашнего дня не понимала. 
Сейчас я не хочу, чтобы мое подсознательное знание расстраивало меня так ужасно,
 как раньше”.
Автор от случая к случаю встречался с пациенткой и наблюдал удовлетворительные 
доказательства того, что дела у нее шли гораздо лучше. Спустя несколько лет она 
очень удачно вышла замуж. Автор также узнал от нее, что она подозревала своего 
отца в интригах с различными женщинами, но всегда отбрасывала свои подозрения 
как необоснованные. Эти подозрения неожиданно подтвердила Джейн, когда автор 
обсуждал с ней ее отношения с отцом пациентки.
Спустя несколько месяцев автор снова просмотрел тетради пациентки. Она 
заметила: “О, я забыла рассказать вам, что утратила эту привычку, как только 
все узнала. Я никогда больше ничего не рисовала”. Просмотр тетрадей подтвердил 
ее слова.
Впоследствии автор иногда встречался с Джейн, и она сообщала о том, что ее 
любовная связь продолжалась, но что она согласилась с требованиями Энн.
Анализ.
Значение болезни.
Вряд ли можно переоценить теоретическое значение этого случая и тот интерес, 
который он представляет. Редко появляется такая возможность изучить сильный 
невротический, в некоторых случаях почти психотический, взрыв при таких хорошо 
регулируемых условиях.
Молодая женщина, глубоко преданная своим родителям, неожиданно столкнулась с 
угрозой благополучию матери, исходящей от отца и от ее лучшей подруги, и с 
остро болезненной картиной эмоционального отхода отца от семьи. Конечно, это 
представляло собой серьезное основание для горя и гнева. Но еще более важно то, 
что она встречалась с этими обескураживающими фактами не в сознательном 
восприятии, а только в своем подсознании, и то, что ее реакция на это 
подсознательное не была реакцией простой печали и гнева, а оказалась очень 
сложным сцеплением невротических и маниакально-депрессивных психотических 
симптомов. Все это становится ясно даже без запутанных и спорных аналитических 
расследований и интерпретаций.
Следовало выяснить, могут ли психические травмы, о которых мы осознанно знаем, 
находиться в сердце основных психопатологических реакций. И как реакция нашей 
пациентки освещает эту проблему?
Дома во время уик-энда, когда она впервые подсознательно почувствовала интимные 
отношения между своей подругой и отцом, ее реакцией была беспокойная и 
немотивированная раздражительность, которая ни на чем не фокусировалась, а 
постоянно смещалась с одного обыкновенного предмета на другой. После этого она 
погрузилась в состояние навязчивой депрессии, которая была, по ее мнению, 
бессодержательна и необоснованна и сопровождалась потерей интереса ко всей ее 
предыдущей деятельности и ко всем ее предыдущим связям. Депрессивное настроение 
пациентки нарастало, а ее раздражительность по-прежнему не была направлена ни 
на что конкретное. Однако впервые оно начало фокусироваться в двух