|
было странное ощущение, что я назначила встречу с вами на сегодня, но точно я
этого не знала. Сегодня утром я подумала о рисунке и поняла, что теперь смогу
разобрать его. Я думала об этом весь день. Я помню всю картинку, она словно
отпечаталась у меня в голове, но не могу понять ее смысла. Дайте мне еще раз
взглянуть на нее”.
Девушке дали ее рисунок. Она рассматривала его с болезненным видом, с
выражением напряженного любопытства на лице. Наконец, вздохнув и отложив
рисунок, заметила: “Я, кажется, ошиблась. В ней нет никакого смысла. Просто
глупая картинка. — Потом, просияв, неожиданно сказала: — Но если вы для начала
подскажете мне хоть одно слово, я пойму ее”.
Автор ничего не ответил, и она опять и опять рассматривала картинку, но потом
вновь откладывала ее в сторону. С каждым разом ее замешательство становилось
все сильнее и сильнее.
Наконец она повторила свою просьбу о “начальном, первом слове”. “Какое слово?”
— “Любое. Вы знаете, что означает эта картинка, поэтому назовите какое-нибудь
слово, которое послужит мне подсказкой. Я просто смертельно хочу знать все об
этом деле, хотя и боюсь немного, а может быть, и очень сильно. Но скажите хоть
что-нибудь”.
На ее настойчивую просьбу автор ответил замечанием: “Недавно вы сказали мне,
что очень интересовались символизмом”. Произнося эту фразу, он осторожно
опустил на стол коробку спичек.
Быстро взяв в руки рисунок и мгновение поглядев на него, она схватила коробку
спичек и с яростью швырнула ее на пол. Потом девушка разразилась потоком брани,
который перемежался выражениями сочувствия ее матери и пояснениями. Вкратце она
рассказала следующее: “Будь проклята эта отвратительная, грязная маленькая
обманщица. И она еще называет себя моей подругой. Она, конечно, имеет любовную
связь с отцом. Будь он проклят. Бедная мама. Она ходит к маме, а отец дома
ведет себя как святой. Они идут в отель, тот самый отель, куда отец возил нас
обедать. Я ненавидела ее, потому что она отнимала у меня отца — у меня и у
матери. Вот почему я всегда воровала у него сигареты. Даже тогда, когда у меня
были свои, я прокрадывалась в гостиную и брала их у него из кармана пальто.
Иногда забирала всю пачку, иногда — только две-три штуки. Когда Джейн впервые
рассказывала мне о своем друге, она зажигала сигарету точно такими же спичками.
Я и тогда знала, но не хотела этому верить. И я стала часто забирать у отца
спички и становилась просто сумасшедшей, когда он говорил мне, чтобы я
пользовалась своими. Я не хотела, чтобы мама увидела эти спички, хотя это не
имело никакого смысла”. Вновь посыпались ругательства, после чего она горько
разрыдалась. Успокоившись, девушка извинилась за ругательства и ярость и
спокойно сказала: “Я думаю, мне лучше объяснить вам все. Когда вы напомнили мне
о символизме, я неожиданно вспомнила, что, по Фрейду, цилиндры символизируют
мужчин, а треугольники— женщин. Я поняла, что сигареты — это тоже цилиндры и
что они могут символизировать и пенис. Потом значение картинки прояснилось.
Сначала я просто не могла ее понять, поэтому и вела себя так. Теперь я смогу
объяснить ее вам”.
Указывая на различные элементы на картинке, она быстро объяснила: “Эта сигарета
— отец, а этот большой треугольник — мать. Она пухленькая, невысокая блондинка,
а самый маленький треугольник — я. Я тоже блондинка. Я гораздо выше матери, но
чувствую себя маленькой по сравнению с ней. Вы видите, все эти линии соединяют
нас в семейную группу, а квадрат — это наши семейные рамки. А эта линия от отца
прорывается через семейные рамки и проходит ниже общественных рамок поведения —
этого большого квадрата, — а потом пытается вернуться вновь в семью и не может,
и переходит к Джейн. Вот видите, это она: высокая стройная брюнетка. Этот дым
от пениса отца вьется вокруг Джейн. Линия между мной и Джейн прерывается там,
где подходит к семейным рамкам. Я постоянно рисовала такие картинки все это
время (указывая на фрагментарные картинки на верхней части страницы), но
впервые соединила их вместе. Смотрите, где я зачертила лицо отца. Так и должно
быть. Когда я отдала вам спички, я сказала, что они связаны с Джейн, хотя и не
знала, почему”.
В течение нескольких минут пациентка сидела спокойно и задумчиво, то и дело
взглядывая на рисунок. Наконец она произнесла: “Я знаю, что такое толкование
этой картинки отвечает истине, но только потому, что я чувствую, что это правда.
Я много раз обдумывала все это. Это не единственный известный мне факт. Мы с
Джейн расстаемся, но не это сделало ее любовницей отца. Джейн приходит к нам
всегда по вечерам, когда отца нет дома, и, хотя она проводит у нас не более
пяти минут, это не означает, что никто ничего не видит. Мама ничего не может
скрывать, и ее натура такова, что она знает все прежде, чем это случится. Я
знаю, что сейчас она не имеет ни малейшего представления об этом. В конце
концов, любой может взять спички в гостинице, а мое воровство сигарет у отца
только подтверждает, что со мной не все в порядке. Поняв это, я собираюсь
выяснить все до конца, и теперь у меня будут более убедительные доказательства,
чей мой рисунок”.
Что это за доказательства, она отказалась говорить. Остальная часть беседы была
потрачена ею на спокойное, пассивное философское исследование и восприятие всей
этой ситуации.
Через два дня она пришла в кабинет автора в сопровождении молодой женщины и
заявила: “Это Джейн. Я уговорила ее прийти сюда, и она не имеет ни малейшего
представления, зачем и почему, а чувство вины передо мной помешало ей отказать
мне. Я оставлю ее у вас, чтобы вы могли поговорить с ней”. Затем она
повернулась к Джейн: “Около двух месяцев назад в твоей жизни началось что-то
такое, что ты хотела бы скрыть от меня. Ты думала, что выберешься из этого
|
|