что попала в тягостное положение. – Этот мальчик запланирован судьбой!» Все 
оказалось правдой – и то, что родился мальчик, и то, что судьба уже прочертила 
свою линию.



Кто заплатит за удачу

Молодуха-цыганка улыбалась. Ей нравилось гадать около этого трехэтажного дома с 
небольшими колоннами. Здесь на пересечении Екатерининского канала, Офицерской 
улицы и Мариинского переулка жили актеры петербургских театров – забавная 
публика, готовая поверить во все, что угодно. Таким и соврать не грех. Но два 
молодых актера, что стояли сейчас перед цыганкой, всегда выглядели такими 
серьезными. Гадалка знала, что они родные братья из театральной семьи 
Каратыгиных. Младший Петр – щуплый, застенчивый, на сцене, говорят, молодых 
героев играет. Старший Василий – настоящий трагик, черноволосый высокий 
красавец с вьющимися волосами. Цыганка прищурилась и проговорила лукаво: «Жить, 
касатики, будете в одном доме, на одной квартире. Потом разъедетесь, но все 
равно останетесь в одном доме и на одной квартире. Чистую правду говорю – 
позолотите ручку на удачу!»
Гадалка призывно зыркнула на старшего красавца, но серьезный Василий только 
плечами пожал. Эка невидаль! За что тут деньги платить? Ясно, живут вместе – у 
родителей, в том же казенном доме, где и все актерские семьи. Ну а уж коли 
женятся, может, и разъедутся. Это как случится. Но вот разъехаться и остаться в 
одной квартире одновременно – невозможно. Чушь говорит цыганка!
«Нет у меня денег, красавица!» – отрицательно покачал он головой. Гадалка 
повернулась к младшему брату Каратыгину – Петру: «И у тебя нет денег?» 
Застенчивый Петр замялся. Ну как быть, если все деньги у Василия, а у Петра, 
как всегда, 5 копеек на разъезд? Юноша залился краской и прошептал: «Пятачок 
возьмете?»
Цыганка захохотала: «Последнего не беру! Обожду пока. Самой будет интересно: 
кто заплатит за вашу судьбу-удачу?» И, передернув плечами в алой шали, гадалка 
убежала. А братья отправились своей дорогой – в театр.
Молодой трагик Василий Каратыгин «входил в моду». Весь Петербург рвался на его 
спектакли. Критика уже нарекла его «надеждой русского трагического искусства». 
Он уже с блеском сыграл Фингала и Танкреда. В трагедии Озерова «Эдип в Афинах» 
его партнершей оказалась юная Сашенька Колосова – дочь знаменитой актрисы 
Евгении Ивановны Колосовой, которой восторгался сам Пушкин. День за днем, 
спектакль за спектаклем – молодые люди и не заметили, как полюбили друг друга. 
Василий подал прошение в дирекцию императорских театров – хочу, мол, жениться и 
зажить собственным домом. О доме дирекция, конечно, не подумала, но вот 
квартиру сыскала, благо в том же театральном доме была одна пустая – на третьем 
этаже.
Смотреть новое жилье пришли втроем: Василий, Саша и Евгения Ивановна. Отомкнули 
запертую дверь и остановились на пороге. «Не нравится мне тут! – проговорила 
Колосова-старшая. – Затхло как-то и сумеречно». – «Давно не жил никто, – 
ответил Василий. – Это ведь бывшая квартира танцовщицы Телешовой». Колосова 
залюбопытствовала: «И почему после Телешовой никто тут не жил? Говори, Василий, 
мы ведь с дочкой в собственном доме живем, ваших казенных сплетен не знаем».
Пришлось Василию рассказать, что несколько лет назад жила в этой квартире 
балерина Екатерина Телешова. Была она вздорна и капризна, ничуть не талантливее 
других танцовщиц, да вот закрутила роман с самим генерал-губернатором, героем 
войны 1812 года – графом Милорадовичем. Тот осыпал ее милостями, оплачивал 
прихоти и даже выгонял соперниц-балерин в угоду своей Катеньке. Вот и утром 14 
декабря 1825 года заехал к Катеньке – покрасоваться в новом парадном мундире.
Было пасмурно. Падал мелкий снежок. Братья Каратыгины – старший Василий и 
младший Петр – видели из замерзшего окна, как всесильный граф Милорадович 
спешил пожелать доброго утра своей капризной пассии. Весь «сценический дом» еще 
только лениво просыпался – репетиции на сегодня были отменены, ведь ожидалось 
торжественное событие – присяга на верность новому императору Николаю I. 
Накануне друзья Каратыгиных – Одоевский, Якубович, Бестужев – говорили, что 
многие не хотят присягать Николаю после смерти Александра I, что возможны 
волнения. Но, судя по частному посещению Милорадовича, все было спокойно. Вдруг 
во двор въехал жандарм и побежал наверх к Телешовой. Через минуту выбежал 
Милорадович, торопливо сел в карету, и она рванула с места. Василий Каратыгин 
тогда выскочил в коридор и услышал обиженные вопли Телешовой: «И зачем я сюда 
переехала? На Офицерской он у меня днями сиживал, а тут полчаса не побыл. 
Ничего, вернется!»
Он не вернулся. Через несколько часов граф Милорадович был смертельно ранен 
декабристом Каховским.
Телешова прорыдала всю ночь. Соседи, забыв, как она строила им пакости и 
выживала из театра, сидели с ней. Под утро, затихнув, она прошептала: «А еще 
говорил – хорошая квартира! Да будь она проклята!»
Услышав такую историю, Саша изумленно заахала: «И ты предлагаешь нам жить в 
такой квартире?!»
Василий вздохнул: «Другой-то ведь никто не даст! Да и ремонт тут давно сделали».
 – «А нехороший дух остался!» – ежась, прошептала Саша.
И тогда ее мать решительно произнесла: «Я вообще всегда думала – нельзя жить в 
театральном доме. Вся жизнь на виду. Погляды, сплетни. А что у вас по молодости 
денег на собственное жилье нет, так я вот что скажу: пусть Вася к нам