А спустя несколько месяцев Жанна де ла Мотт совершила побег из тюрьмы 
Сальпетриер, где она находилась под усиленной охраной. Обстоятельства его 
таковы, что не приходится сомневаться: организован он был каким-то очень 
могущественным заступником. Под чужим именем клейменая графиня благополучно 
прибыла в Англию, где французским полицейским так и не удалось разыскать ее 
мужа. А еще несколько позднее в Лондоне увидела свет «Оправдательная записка», 
где графиня хотя и не вполне поступилась, по ее словам, «скромностью», все же 
была гораздо откровеннее, нежели на следствии. Она утверждала, например, что в 
ночной мгле Версальского парка Рогану являлась Мария-Антуанетта собственной 
персоной и что это их тайное свидание было далеко не единственным. В Версале 
позаботились о том, чтобы скупить и уничтожить почти весь тираж этой брошюрки, 
но в 1792 году по распоряжению революционного конвента она была переиздана как 
документ, изобличающий старый режим.
Мысль о том, что по какому бы то ни было делу можно допросить королеву Франции, 
в 1786 году показалась бы фантастической. Но семь лет спустя допрос состоялся: 
ненавистная взбудораженным французам «австриячка» — тогда уже экс-королева — 
предстала перед революционным трибуналом. К тому времени Жанна де ла Мотт 
покончила жизнь самоубийством в Лондоне, кардинал де Роган умер в заключении, а 
Калиостро сидел в тюрьме в Риме.
Однако вернемся к событиям накануне революции. Никогда прежде никаких 
сколько-нибудь мятежных идей Калиостро не вынашивал и не распространял; хотя в 
рамках масонства существовало либеральное направление, Великий Кофта ничего 
общего с ним не имел, — напротив, он всегда подчеркивал свое равнодушие к 
вопросам политики, как и свое почитание существующих порядков. Но при всем том 
Калиостро зорко присматривался, куда дуют ветры, а они к тому времени нагоняли 
бурю. В предчувствии революции расплывчато-либеральные настроения в 
значительной мере охватили даже привилегированные сословия. И вот вчерашний 
узник Бастилии перестраивается на ходу, принимая позу тираноборца, пророка, 
дерзающего объявить во всеуслышание о близком конце царства.
Впрочем, пророчества сии раздавались уже по другую сторону Ла-Манша. Дело в том,
 что Людовик XVI, всегда недолюбливавший Калиостро и раздосадованный его 
оправданием, на другой же день после его освобождения повелел ему в двадцать 
четыре часа покинуть Париж и в двухнедельный срок — пределы королевства.
Эскортируемый на всякий случай группой вооруженных приверженцев-масонов, 
Великий Кофта отбыл в Кале, а оттуда — в Англию. Оттуда он прислал в Париж 
высокопарное «Письмо к французскому народу», в котором соблаговолил поддержать 
едва ли не ставшие уже общим местом требования ограничения королевской власти, 
установления конституционного правления, реформы суда, церкви и т. п.
Особое раздражение у французской полиции вызвало то, что маг обвинил в 
воровстве полицейские чины, производившие у него обыск на улице Сен-Клод. В 
скором времени французские власти, видевшие теперь в Калиостро своего врага, 
нанесли ему удар в спину.
Это было сделано руками некоего де Моранда — журналиста, издававшего в Лондоне 
газету на французском языке «Курье де л'Эроп». В конце 1786 года там появилась 
серия сенсационных статей, в которых доказывалось, что знаменитый на всю Европу 
граф Алессандро Калиостро — никакой не граф и даже не Калиостро. Его настоящее 
имя — Джузеппе Бальзамо, он сицилиец, родился в 1734 году в Палермо, в семье не 
то кучера, не то лавочника. В молодые годы был странствующим художником, 
оставив в разных концах Европы следы всякого рода неблаговидных похождений. 
Кое-какими сведениями на сей счет де Моранда снабдила все та же французская 
полиция.
Надо сказать, что к тому времени в Европе обращалось уже немало 
разоблачительной литературы о Калиостро, вроде фальшивой «Исповеди лжемага». 
Объектом разоблачений была преимущественно магическая практика Калиостро; его 
личность, его происхождение оставались совершенной загадкой. После статей в 
«Курье де л'Эроп» противники Калиостро получили на руки крупный козырь; фигура 
мага и Великого Кофта обзавелась шлейфом «сомнительного прошлого».
Сам Калиостро категорически отрицал, что он — Джу- зеппе Бальзамо. Он 
высокомерно отвечал через газеты де Моранду, что незачем лезть из кожи и 
доказывать, что никаких графов Калиостро никогда не было на свете. Он сам с 
легким сердцем готов признать, что он не Калиостро; он просто «благородный 
странник», желающий сохранить свое инкогнито, и вообще он выше каких бы то ни 
было титулов и собственных имен. Все-таки в их газетной дуэли перевес остался 
за де Морандом. Злые издевки последнего принижали роль великодушного альтруиста.
 Да и дело об ожерелье повредило репутации мага. Звезда Великого Кофта 
несколько потускнела.
Калиостро, покидая Бастилию, предрек скорое разрушение этой печально знаменитой 
тюрьмы и гибель августейшей семьи. Прошло совсем немного времени, и его 
пророчества сбылись.
Впрочем, только после своего освобождения предрекал Калиостро революцию и казнь 
монархической семьи? «Лилии попираются ногами», — часто говорил Калиостро, 
живописуя свои магические видения. Лилии, как известно, являлись символом 
французской королевской династии. В своем «Письме к французскому народу», 
написанном уже по пересечении Ла-Манша, граф был предельно ясен. Однако 
драматическая его встреча с королевой Франции произошла многими годами ранее. И 
в свидетельствах современников имеются сведения о том, что Мария-Антуанетта — 
тогда еще юная дофина — услышала от мага и предсказателя обещание того, 
избежать чего она была не властна.
Считается, что Мария-Антуанетта изначально пожелала встретиться с Калиостро из 
любопытства, вполне понятного, когда речь идет о молоденькой женщине.