фальшивкой. Ожерелье бесследно исчезло. И, что совсем уже было непонятно, все 
это оказалось, по видимости, полной неожиданностью для самого де Рогана.
Начавшееся следствие сразу вышло на особу, приближенную к де Рогану, — некую 
Жанну де ла Мотт. Вместе со своим мужем, графом (по-видимому самозванным) де ла 
Мотт, эта хитроумная и обольстительная авантюристка оказалась непосредственной 
виновницей совершенного преступления. Вся же история представилась в следующем 
виде.
Де ла Мотт, пользуясь доверием Рогана, сумела убедить его, что он является 
предметом галантных чувств Ее Величества, скрываемых за внешней холодностью, и 
что будто бы королева открылась в этом именно ей, тайной своей наперснице. В 
доказательство интриганка устроила фатоватому де Рогану свидание с «королевой», 
на роль которой была подобрана сообщница, имевшая некоторое сходство с 
Марией-Антуанеттой. Поздним вечером в одной из боковых аллей Версальского парка,
 в темноте, усугубленной низко стлавшимися облаками, на какие-то считанные 
мгновения «королева» предстала перед кардиналом, чтобы произнести несколько 
обрывистых и туманных фраз и позволить приложиться к руке. А следующим шагом 
коварной графини было испросить у кардинала в виде аванса за обещанный фавор 
посредничества в покупке ожерелья, каковое Мария-Антуанетта пожелала будто бы 
приобрести втайне от Людовика XVI.
Кардинал сам привез ожерелье в Версаль, в дом де ла Мотт. Почему-то королевы, 
вопреки обещанию, там не было, но кардинала устроило объяснение, что Мария- 
Антуанетта не может отлучиться из дворцовых покоев и поручила принять 
драгоценность наперснице. Едва за ним закрылась дверь, как супруги де ла Мотт, 
не откладывая дела в долгий ящик, принялись разделывать ожерелье кухонным ножом.
 На следующий же день «граф» удрал на перекладных в Лондон, захватив с собой 
самые крупные бриллианты, которые ему потом удалось сбыть ювелирам на 
Бонд-стрит. Графиня же почему-то замешкалась и несколько месяцев спустя, когда 
афера раскрылась, попала в руки правосудия.
Вышеизложенное, однако, всего лишь версия преступления, на которой в конце 
концов остановилось официальное следствие. Обвиняемая де ла Мотт категорически 
ее отвергла. Нет, она не запятнала своими показаниями ни королеву Франции, ни 
кардинала-герцога. По ее версии, в общем довольно путаной, инициатором и душою 
предприятия оказывался граф Калиостро, имевший неограниченное влияние на де 
Рогана. Осуществив аферу чужими руками, Калиостро, по ее словам, забрал себе 
самые крупные бриллианты, а остальные отдал графу де ла Мотт для реализации в 
Лондоне. Кардинал же оказался просто игрушкой в руках Калиостро. Саму себя де 
ла Мотт изобразила послушной исполнительницей воли Его Преосвященства.
Пока тянулось следствие, Калиостро сидел в Бастилии, графиня де ла Мотт — в 
тюрьме Сальпетриер (де Роган также был взят под стражу), на всю Европу 
разгорался скандал. Мария-Антуанетта сама предала гласности дело, которое могла 
бы и замять, рассудив, что в противном случае поползут компрометирующие ее 
слухи. И всякая подробность, всплывавшая по ходу следствия, попадала в 
парижские газеты и становилась предметом жаркого обсуждения. Нельзя сказать, 
чтобы парижан так уж волновали интимные стороны жизни Версальского дворца. Но 
именно растущая враждебность, какую в канун революции буржуазия и народ Франции 
и, в первую очередь, Парижа, испытывали в отношении монархии, придала особый 
резонанс делу об ожерелье. Парижане не поверили, что всю ответственность за 
преступление несут Жанна де ла Мотт или Калиостро (или оба вместе), а королева 
и кардинал ни в чем не повинны — слишком много оставалось в этом деле темных, 
непроясненных мест. Что касается популярного Калиостро, то ему даже удалось 
привлечь на свою сторону значительную часть общественного мнения: обвинения в 
его адрес оставались неподкрепленны- ми, и чем дальше двигалось дело, тем 
больше выглядел он жертвой королевского произвола, а потому невольно вызывал к 
себе сочувствие демократических кругов. Заметим, что и на скамье подсудимых он 
нисколько не изменил своей роли.
Обвинение не сумело разрушить построений защиты Калиостро. На заключительном 
заседании парижского парламента, рассматривавшего дело в качестве высшей 
судебной инстанции, 31 мая 1786 года Калиостро был оправдан. Разумеется, был 
оправдан и кардинал де Роган. Жанна де ла Мотт была признана виновной и 
приговорена к пожизненному тюремному заключению. К пожизненным галерам заочно 
приговорили и ее супруга.
На следующий день во внутреннем дворе тюрьмы Сальпетриер графиня де ла Мотт, 
как воровка, была подвергнута унизительной процедуре бичевания и клеймения 
каленым железом. На исходе того же дня Калиостро вышел из Бастилии. Несмотря на 
поздний час и на то, что накрапывал дождь, за подъемным мостом его ждала 
многотысячная толпа. Здесь были поклонники, братья масоны и просто парижане, 
видевшие в нем невинного человека, сумевшего вырваться из цепких лап 
королевской полиции. Великого Кофта подхватили на руки и так несли до самого 
его дома.
Дело об ожерелье, однако, на этом не закончилось. Граф де ла Мотт, скрывавшийся 
где-то в Англии от разыскивавших его там французских полицейских агентов, 
внезапно дал о себе знать. В пространном письме, опубликованном лондонской 
газетой «Монинг кроникл», он заявил, что, если не будет восстановлена 
справедливость, ему придется предать гласности некие письма, обладателем 
которых он, по счастью, является и которые откроют всю правду. О том, что это 
не была пустая угроза, свидетельствует последовавшая реакция Версаля. Известно, 
что в конце 1786 года оттуда прибыли в Лондон две высокопоставленные придворные 
дамы, имевшие задание выкупить упомянутые письма. Среди аккредитованных в 
Версале иностранных дипломатов ходил слух, что письма эти были написаны 
королевой и что их удалось вернуть за четыре тысячи луидоров.