было неприемлемо.
Тогда Чарльз Элиот, попечитель Гарвардской высшей медицинской школы в Шанхае, 
предложил собственное реше­ние: основать лишь медицинский колледж, который бы 
стал в Китае очагом распространения западной науки в целом. В данном случае 
механистическая идеология, не теряя своей во­инствующей сущности, в который раз 
проявила способность внедряться постепенно, хитроумно, без лишнего шума, 
объе­диненными усилиями ученых, просветителей и состоятель­ных промышленников, 
вознамерившихся установить интел­лектуальное господство в мировом масштабе.
План Элиота сработал. Китайское правительство одобрило создание Пекинского 
медицинского колледжа под покро­вительством фонда Рокфеллера. Тем временем д-р 
Уоллес Баттрик (Wallace Buttrick), директор вновь сформированного Рокфеллером 
Китайского департамента здравоохранения, провел переговоры с уже 
существовавшими больницами при протестантской миссии в Китае, дав согласие на 
оказание им финансовой помощи, а по существу подкупив их.
В 1928 году фонд и другие благотворительные учреждения Рокфеллера подверглись 
перестройке, отразившей воз­росшую роль научных исследований. Все программы, 
«имею­щие отношение к расширению запаса знаний человечества», были переданы 
Фонду Рокфеллера, реорганизованному та­ким образом, что теперь он подразделялся 
на пять секторов: всемирного здравоохранения, медицинских, естественных, 
общественных и гуманитарных наук.
Перемены затронули и высшее руководство: президентом фонда стал ученый, доктор 
физико-математических наук Макс Мейсон (Мах Mason), бывший ректор Чикагского 
уни­верситета. По словам Рэймонда Фосдика, Мейсон уделял «особое внимание 
структурному единству новой стратегии фонда, деятельность которого должна идти 
не по пяти раз­личным направлениям в соответствии с числом секторов, а 
со­ставлять, по сути, единую программу изучения человеческого поведения, его 
механизмов, и установления над ним контро­ля». Можно сделать вывод, что 
проводившиеся Блэком иссле­дования пекинского человека полностью вписались в 
откро­венно сформулированную задачу, поставленную перед Фондом Рокфеллера и 
перед большой наукой в целом: взять поведение людей под контроль ученых.



Историческое открытие и беззастенчивая реклама

Заручившись финансовой поддержкой исследовательской лаборатории эры кайнозоя со 
стороны Фонда Рокфелле­ра, Блэк возобновил свою разъездную кампанию по 
по­пуляризации пекинского человека, а затем вернулся в Китай. Там, в 
Чжоукоудяне, раскопки вяло продолжались, но ника­ких новых открытий, связанных 
с синантропом, они не при­несли. Энтузиазм изыскателей заметно поубавился.
И снова в самом конце сезона, первого декабря, Пэй Венчжун (Pei Wenzhong) 
сделал поистине историческое откры­тие. Позднее он писал: «Я обнаружил 
практически полностью сохранившийся череп синантропа. Он был частично занесен 
песком, а частично вмурован в материнскую породу, так что изъять его оказалось 
относительно несложно». Пэй промчался на велосипеде 25 миль до лаборатории, где 
и представил череп Блэку.
Открытие Блэка стало сенсацией. В сентябре 1930 года в Пекин прибыл сэр Грэфтон 
Элиот Смит для осмотра места раскопок и ископаемых находок. Во время пребывания 
Смита в Китае Блэк уговорил его организовать блиц-турне по Аме­рике с 
пропагандой пекинского человека. Затем Смит уехал и, судя по результатам, 
задачу свою выполнил великолепно. В декабре Блэк отмечал в весьма откровенном 
письме д-ру Ген­ри Хьютону, директору Пекинского медицинского колледжа, 
проводившему отпуск в Америке: «Я бы постоянно ходил с ба­гровой физиономией, 
если бы всякий раз краснел при мысли о той беззастенчивой рекламной кампании, 
которую я задумал, а Смит блестяще организовал».
Обретенная таким способом известность обеспечила Блэку постоянный доступ к 
финансам Фонда Рокфеллера. Вот что он сообщал сэру Артуру Киту: «Вчера мы 
получили от Элиота Смита телеграмму: он в добром здравии возвратился домой 
после своего весьма напряженного вояжа. Как это ему свойственно, он воистину не 
щадил себя, работая на благо ве­домства по геологическим изысканиям и 
кайнозойской лаборатории, и после организованной им в Америке рекламы 
синантропа на следующий год мне будет относительно легко го­ворить с 
руководством о дополнительном финансировании».
Для пропагандистов теории эволюции пекинский человек возник очень вовремя: 
всего несколькими годами ранее со­стоялся один из самых шумных в мировой 
истории процессов. Тогда суд штата Теннесси признал некоего Джона Скопса (John 
Т. Scopes), преподававшего эволюционное учение, ви­новным в нарушении закона 
штата. Ученые жаждали реван­ша и горячо приветствовали любое новое 
подтверждение тео­рии эволюции человека.

Затем случился казус с доисторическим обезьяночеловеком под названием
Hesperopithecus
, якобы воссозданным учеными на основании одного-единственного зуба, похожего 
на человеческий и обнаруженного в штате Небраска. К стыду деятелей науки, 
которые представили человечеству его пред­ка, выяснилось, что зуб принадлежал 
ископаемому кабану.


Тем временем явно затянувшиеся споры и сомнения от­носительно
Pithecanthropus erectus