за подготовку летной молодежи.
      
9. Низкое небо
      
      Стояла осень. Здесь, в Зернограде, ее солнечные, прохладные дни 
напоминали о мирных днях ласкового бабьего лета, а сельские степи с 
лесополосами, скирдами золотистой соломы — об украинских равнинах, 
причерноморских богатых краях, оставленных нами.
      В эти дни конца октября 1941 года я, как и каждый фронтовик, жил, 
волновался тем, что происходило на своем фронте, и судьбой Москвы. У Ростова 
шли напряженные бои за город, немцы рвались к нему, чтобы перерезать железную 
дорогу, связывающую Кубань и весь Кавказ с центральной частью России, лишить 
север богатств юга. Ростов героически защищался: здесь стойко дрались войска и 
ополченцы, сюда непрерывно подходили резервы из тыловых пунктов формирования и 
военных заводов, к которым уже приблизился фронт.
      При первом взгляде на карту можно было сразу понять, что немцы 
намереваются захватить Ростов обходом на Новочеркасск и Шахты. Это предвидело 
наше командование. В этом районе сосредоточивались большие силы.
      Тревожили, заставляли глубоко задумываться сообщения о битве под Москвой, 
у Ленинграда. Чем короче были эти сообщения, тем больше говорили они нам о 
напряженной, трудной обстановке. Газеты приходили с опозданием. Но их, 
приносивших уже устаревшие вести, ожидали каждый день. Упоминание о населенных 
пунктах, расположенных недалеко от Москвы и Ленинграда, где шли бои, вызвали во 
мне воспоминания о моей жизни. В Ленинграде я учился на авиатехника, стал 
планеристом, в Москве бывал.
      Близился праздник Октября, все ждали торжественного заседания. Выступит 
ли Сталин? Что он скажет в этот великий день? Неужели не прозвучит 
величественно и радостно голос столицы?
      Где сходилось двое или трое, там говорили в эти дни о Москве, о нависших 
над ней черных тучах.
      И вот пришло известие о торжественном заседании в Москве, о военном 
параде на Красной площади, о выступлении И. В. Сталина. Его уверенноспокойные 
слова внесли в нас еще большую веру в нашу победу.
      В Зернограде мы жили по распорядку прифронтовой военной школы: занятия в 
классе, политбеседы, учебные полеты на УТИ4 и на МИГ3. Наш аэродром был 
расположен у самого поселка совхоза, нам отвели удобные служебные помещения, и 
ничто не мешало размеренной работе. Основным вспомогательным материалом для 
занятий были боевой опыт полка и мои записи в тетради.
      Теоретическая подготовка называлась у нас «тактикой». Такое высокое 
наименование разборов воздушных боев, полетов, эпизодов войны возвышало сам 
предмет, подчеркивало необходимость знания опыта своих товарищей. Постоянное 
напоминание печати, партийных и комсомольских органов о том, что надо 
повседневно учиться на боевом опыте, сделало для нас, фронтовиков, такую учебу 
жизненной потребностью, правилом, законом.
      В самом деле, ведь новое пополнение прибывало в авиацию из школ, которые 
готовили молодых летчиков по старой, давно составленной программе, для таких 
машин, как «чайка», И16. Прибыв на фронт, летчик сразу попадал в почти новый 
для него мир: тактические навыки, приобретенные в школе, были явно 
недостаточными по сравнению с тем, чего требовала от летчика война. Значит, 
здесь, в полку, мы, старшие товарищи, должны были позаботиться о том, чтобы 
пополнение сразу вооружалось опытом, приобретенным нашей кровью, чтобы оно не 
повторяло наших ошибок. Поэтому командиры полков ставили учебу летчиков в один 
ряд с боевой работой.
      Значение неустанного повышения профессионального военного мастерства я 
понял после своих первых неудач и побед над врагом. Передавать опыт молодым 
было для меня самого очень полезным: в таких беседах глубже осмысливалось 
главное, существенное, восстанавливалось в памяти забытое.
      Я рассказывал молодым истребителям о преимуществе пары перед тройкой, о 
наиболее выгодных заходах при штурмовке наземных объектов, о том, как 
маневрировать в зоне зенитного обстрела, о вооружении и тактике вражеской 
авиации. Были самокритично разобраны причины моих неудач, ошибки Семенова, 
Миронова и других однополчан. Я рисовал на классной доске силуэты вражеских 
самолетов и объяснял, под какими ракурсами, с какого расстояния по ним нужно 
вести огонь. Не забыл рассказать и о двух сантиметрах, спасших мне жизнь.
      Завершающим этапом обучения явилась практическая отработка элементов 
воздушного боя на МИГе. Ребята «дрались» с азартом, приемы выполняли с 
академической тщательностью и порой забывали, что фронт совсем рядом.
      Однажды, когда два молодых летчика вели поединок, в зоне вдруг появился 
«юнкерс88». Он шел прямо на аэродром. Я и встревожился и обрадовался; сейчас 
«мои курсанты» покажут, на что они способны.
      Но что это? «Юнкере» уже на подступах, а наши истребители продолжают 
кружиться, преследуя один другого, Неужели они не видят его?
      Я кинулся к своему МИГу и взлетел. Вражеский разведчик, однако, успел 
сбросить бомбы (они упали гдето на окраине) и скрылся в об