шных сил. Мне нужно увидеть 
авиационного командира.
      В овраге — пепел сожженных бумаг, разбросанные противогазы, какието 
перевернутые ящики. Среди людей издали узнал по голубым петлицам авиатора. Это 
был полный, невысокого роста генералмайор, дававший какието указания штабным 
командирам. Я так обрадовался ему и другим авиаторам, что не дождался даже 
окончания разговора.
      — Разрешите обратиться, товарищ генералмайор?
      — Обращайтесь, — ответил он.
      Я рассказал о своем путешествии с МИГом на прицепе. Генерал внимательно 
посмотрел на меня. В его спокойных, но уставших глазах я прочел одобрение того, 
что я делал до сих пор. Но он не высказал мне его.
      — Знаешь что, старший лейтенант, — заговорил он, продолжая заниматься 
своим — запихивать в разбухшую полевую сумку какойто сверток. По его голосу я 
почти догадался, что он скажет дальше. Генерал посмотрел сурово мне в лицо: — 
Если ты сам выберешься отсюда, будет очень хорошо. А самолет сожги.
      — Понятно, товарищ генерал. Но тяжело… Свой МИГ.
      — Сожги. С ним из окружения не выбраться.
      — Есть сжечь.
      Я отдал честь, повернулся и пошел, взбираясь по крутой тропинке. Только 
поднялся на гору, заметил в поле небольшую скирдочку.
      Пламя охватило солому, загорелся самолет.
      Я и моя команда смотрели на это грустное зрелище, пока остов МИГа не 
привалило жаром от соломы. Потом я вскочил в свою полуторку, сержант в ЗИС. 
Куда я хотел ехать, наверное, сам себе не отдавал отчета. Может быть, просто 
подальше от этого села, чтобы не видеть больше костра, не видеть беспомощных 
генералов, командиров, этих могущественных и никчемных сейчас гаубиц на 
гусеничном ходу.
      Мы подъехали к стоявшему в отдалении ряду хат. Навстречу мчались повозки, 
запряженные лошадьми. Их было около десяти. Повозочные стояли на ногах и что 
было силы секли кнутами лошадей. Мы подвернули к одной хате, выступавшей к 
дороге.
      Из погреба вылезла женщина и, пригибаясь, подбежала ко мне.
      — Ой, що ж вы робите з нами? Як побачать же машину, спалять же нашу хату.
      В воздухе свистели пули. Мы завели машины. Прижимаясь к садам, я поехал 
впереди. Надо было возвращаться к посадке, к скрытой стоянке. Через некоторое 
время я оглянулся, ЗИСа позади не было. Подождал у посадки. Сержанта я считал 
своим самым надежным попутчиком. Но теперь вспомнил, как он предлагал мне 
гражданскую одежду, рассказывал, что уже раз таким образом выбирался из 
окружения. Я тогда категорически отказался от его услуг и ему посоветовал идти 
вперед воином, смело смотреть в глаза опасности.
      Знать, не дошли до него мои слова.
      К стоянке, куда я вернулся, прибывали все новые машины. На одной из них я 
увидел много девушек. Присмотрелся к ним и узнал знакомую медицинскую сестру, 
которая перевязывала мне глаз. Значит, госпиталь оставлен, раненых тоже не 
успели вывезти. Что было бы со мной? А где теперь Комлев?
      На моей машине сидит несколько десятков солдат. Они боятся оставить ее, 
ждут ночи. Я в кабине, думаю о том, какой трудной будет езда в темноте, а 
водить я умею плоховато. Встав на подножку, спрашиваю:
      — Есть среди вас шоферы?
      — Есть, — откликается боец.
      — Иди сюда, принимай машину!
      Шоферсолдат обрадовался такому случаю. Проверив мотор, скаты, он сел за 
руль и, с благодарностью взглянув на меня, улыбнулся.
      — Пробьемся? — спросил я, чтобы услышать его голос.
      — Вместе со всеми — обязательно! Нам бы только через Берду, через 
Каратыш… Берега у них крутые, я здешний, знаю.
      — Раз лучше меня знаешь эту местность, тебе и руль в руки.
      Солнце, просвечиваясь сквозь разрывы в облаках, опускалось в степи, за 
посадки.
      Наверное, так бывает во время «психической» атаки: надо идти вперед, 
только вперед, не обращая внимания на свист пуль, на падающих рядом убитых и 
раненых товарищей. Побеждают те, кто не дрогнул, не повернул обратно.
      Всех, кто был в овраге, в лесополосе, кто ждал ночи, чтобы прорваться на 
восток, пехотный полковник построил в колонну, разместил между машинами и дал 
команду двигаться вперед. Как только мы оказались на открытом месте, перед нами 
повисли осветительные ракеты, по нас ударили пулеметы.
      Началось чтото кошмарное. Крики, стоны. Люди один за другим падают на 
землю.
      — Вперед! Вперед! — надрывается полковник, размахивая пистолетом. Он 
бежит вдоль колонны, нагибается над упавшими, кричит: — Встать! Почему ползете, 
как скоты?! Идти надо, идти, разве не понимаете? Так прямо в плен приползете. 
Чтобы вырваться отсюда, нужно бежать, бежать!
      Свистят пули. Рвутся мины. Движение застопорилось. Хочется обойти упавших,
 обогнать передних и броситься вперед. Я вышел из кабины и стою рядом с кузовом 
полуторки. Полковник подх