|
лашкив побыло. Наварю вам и нажарю. Ижте, бидненьки мои!.
.
Поужинали мы очень плотно и сытно. Я поручил сержанту распределить, кто и
когда будет стоять на посту у машины, он повторил мое приказание и удалился.
Попросив разбудить меня на рассвете, я, уставший, сразу уснул. Проснулся я сам
и глазам своим не поверил: за окном уже стоял почти день. Машина так и стояла
под хатой.
Одеваясь, бросился искать солдат. Неужели покинули меня?
Куда там покинули! Они все блаженно спали у соседей. Я начал их тормошить
и ругать. Тут я понял свою роковую ошибку — бутыльто со спиртом в хату не
забрал, она оставалась в машине! Когда я уснул, они, орлы, пилигуляли почти
всю ночь.
Отчитал как следует виновников, пригрозил наказаниями, какие были в моей
власти. Да что с этого? Потерянного времени не возвратишь. Машины, тягачи,
броневички, стоявшие вчера на площади, на поддержку и дружбу которых мы
рассчитывали, уже были далеко отсюда. А в утренней тишине отчетливо слышалась
западнее и восточное Большого Токмака гулкая артиллерийская перестрелка.
Что делать? Как быть? Двигаться одному на восток —бессмысленно. Наскочат
вражеские мотоциклисты, сразу перестреляют нас, и конец. Патронов у нас очень
мало, людей всего пятеро.
Но терять время тоже нельзя. Решаю ехать до ближайшего большого села,
расположенного западнее, — до Черниговки. Я запомнил рисунок этого села во
время полета над ним: оно узкой полосой тянется по балке на много километров.
Не может быть, чтоб там не нашел попутчиков!..
Ехали проселочными дорогами, вдоль посадок. Самолет мой грохотал на
крутых поворотах, на переездах через канавы, на спусках. До чего дошло —
мотаюсь с ним по степным оврагам… И неизвестно, выкарабкаемся ли мы с ним из
этой дыры. Повсюду стреляют, и кажется, что эти звуки сплетаются над тобой,
скрещиваются, а ты под ними словно в яме.
У крайних хат Черниговки мы увидели наших военных.
Сразу стало веселее. Я подошел к молодому артиллерийскому командиру,
представился, сказал, кто я, откуда и что со мной случилось.
— Держись с нами, — сказал он, не глядя мне в глаза. — Мы ведем
арьергардные бои, сдерживаем наступающие немецкие части.
По его тону не трудно было понять, что дела плохи.
— Вон там штаб укладывается. Свяжитесь с ними, — посоветовал мне командир.
Со штабными машинами, среди которых был и броневичок, мы выбрались на
другую окраину села. Тут, у лесополосы, собралось уже несколько десятков машин,
самоходных гаубиц, много солдат и командиров, по виду — преимущественно
штабного народа. Стояли и совсем брошенные, с открытыми дверцами, наполовину
«раздетые» грузовые автомобили.
Когда над нами появились вражеские самолеты, все убежали от машин и
орудий в лесополосу. Но вот настала тишина, мы возвратились к колонне. Стоим,
чегото ждем. Я перехожу от одной кучки людей к другой, пытаюсь расслышать
чтото более определенное о здешней обстановке, о намерениях командиров.
Говорят, что днем никуда прорваться нельзя. Надо ждать ночи, собраться всем в
один кулак и двигаться.
Ясно — будем ждать ночи.
А может быть, самим попробовать? Может, вся эта боязнь и суматоха лишь
порождение паники? Может, там, южнее, тишина и спокойствие?
Осматривая брошенные грузовики, я заметил, что одна новенькая полуторка
была совсем исправна. Горючее тоже есть. Позвал сержанта. Тот продул
бензопровод — завелась. Теперь мы можем двигаться двумя машинами. Я сел за руль.
Пассажиров сразу набежало и ко мне полнымполно.
Нет, стоять до вечера не будем, и мы отправляемся в объезд Черниговки.
Немного проехали — увидели в лесочке «эмку», какуюто спецмашину. Завернули
туда в надежде разузнать чтонибудь от начальства. Вижу, по дорожке между
деревьями возбужденно прохаживается, скорее мечется молодой, красивый, статный
генерал. Я спрашиваю, как можно добраться с моим самолетом до Володарского.
Он так подавлен своими заботами, так сосредоточен на чемто, что
некоторое время просто молча смотрит на меня невидящими глазами.
— Что за самолет? — вдруг обронил генерал. Я понял, что нечего мне было
соваться к нему с такими вопросами. Он, видимо, ничего не знает о расположении
наших и вражеских войск, как и я, и думает, наверно, сейчас о десятках, о
сотнях своих бойцов, которых потерял, о том, как и куда ему вывести остатки
дивизии.
Мне стало не по себе от взгляда этих невидящих, красных, воспаленных от
пыли, недосыпания, а может быть, и слез, молодых глаз.
— Как мне быть, товарищ генерал? — все же решился я повторить вопрос,
объяснив еще раз, кто я и чего хочу от него.
— Как быть?.. Вон там, ниже, в овражке, штаб ВВС. Пусть они советуют.
ВВС — это звучит знакомо и обнадеживающе. Значит, здесь штаб какойто
армии, ибо только при армиях есть штабы военновозд
|
|