трукторы, наверно, и насчет истребителей чтото соображают. Будут и 
у нас машины получше МИГов. Командир усмехнулся.
      — Вижу, ты убежденный истребитель! Это хорошо. Прямой дорогой всегда 
дальше уйдешь.
      Я направился к стоянке и тут увидел, что к стоявшему на якоре плавучему 
доку со стороны моря летит группа «юнкерсов». Не ожидая приказа, вскочил в 
самолет и поднялся в воздух.
      С берега по вражеским бомбардировщикам открыли огонь зенитки. Я тоже 
атаковал их. Трассы моих пулеметных очередей смешались с разрывами зенитных 
снарядов. Один «юнкерc» загорелся. Его экипаж выбросился с парашютами. 
Остальные самолеты поспешно освободились от бомб и повернули обратно.
      Они прижались к самой воде, и мне очень трудно было их атаковывать. 
Подскочу, спикирую, стрельну, а ниже — вода. Замыкающий «юнкерc» отстал от 
группы и задымил. Добить бы его, но у меня уже вышли все патроны.
      Оглянулся — берега не видно. Пора возвращаться. Досадно, что не сбил 
второго «юнкерса». И всетаки лечу домой довольный. Я рад, что не отказался от 
тебя, мой трудяга МИГ; я снова на машине, которая больше всего подходит мне по 
характеру.
      Возвратившись на аэродром, узнаю, что сегодня утром немцы захватили село 
под Березовкой, откуда мы улетели вчера. Ктото из шоферов еле ушел изпод огня 
вражеских мотоциклистовавтоматчиков. Этот человек видел, как фашисты 
расстреляли девушекофицианток, выбежавших из столовой на звуки выстрелов.
      Селиверстов стоит рядом со мной и, опустив голову, задумчиво говорит:
      — Жаль девчат, очень жаль. И вещевого склада жалко. Сверкать мне короткой 
полой до самого конца войны.
      — Если ты в этом поджаренном реглане доживешь до победного дня, его в 
музей возьмут.
      — И то неплохо, — соглашается Селиверстов. От Березовки до Тузлов не так 
уж далеко. Вскоре полк перебазировался за Буг, к Херсону.
      Наш аэродром расположен восточнее Николаева. Летаем больше всего в 
направлении Одессы. Поднимаясь в воздух, сразу бросаешь взгляд на город. Он 
приковывает внимание не столько своими размерами, зелеными улицами, своими 
заводами, сколько спокойной, обычной жизнью. Дымят высокие трубы, у лимана, на 
верфях, видны недостроенные суда, где вспыхивают молнии электросварки, улицы 
пестрят прохожими. Пролетая дальше, на запад, думаешь, что, может быть, Южный 
Буг со своим широким лиманом будет рубежом решительного контрудара по врагу. Но 
уже первые пятнадцатьдвадцать минут полета изменяют твое настроение, ты 
чувствуешь, как на тебя чтото давит, словно нависает чтото тяжелое, незримое. 
Оно не такое уж и незримое. Пыль на дорогах и столбы дыма над степью ощутимо 
напоминают о том, что вражеские войска надвигаются с севера к морю, к 
приморским городам и селам. Узнаешь немецкие широколобые машины, короткие, 
почти квадратные, танки. Мы знаем, что немцы стремятся отрезать и окружить 
Одессу. Вылетая на разведку, каждый раз детально просматриваем дороги у моря: 
идет еще поток эвакуирующихся из Одессы? Удерживают ли наши части коридоры для 
отхода на восток?
      По нашим донесениям ставятся задачи на штурмовки, и истребители бьют по 
скоплениям гитлеровских войск в этом районе.
      «Мессершмитты» и «юнкерсы» уже, очевидно, базируются на бывших наших 
аэродромах. Редко в каком вылете не встретишься с ними. Они хотят наглухо 
закрыть для нас наше небо. В первые недели войны мы не позволяли им так 
разгуливать над нашей территорией, как они разгуливают теперь. Все наши 
истребители брошены на штурмовку наземных войск — там главная опасность, а за 
«мессерами» гоняться нет ни времени, ни самолетов.
      У нас в полку действительно самолетов стало очень мало: в два раза меньше,
 чем было к началу войны. Пополнения нет. Успокаиваешь себя мыслями о том, что 
гдето готовятся линии непреодолимой обороны, возможно на Днепре, что в тылу 
накапливаются резервы сформированных частей, боевая техника. Без этой веры, без 
этих дымящихся труб Николаева просто не хотелось бы жить.
      Вызывают на КП. Мне и Лукашевичу снова приказывают лететь на разведку. 
Задача: уточнить направления, по которым немецкие войска движутся на Одессу.
      От Николаева идем строго на север, с тем чтобы потом повернуть на запад и 
лететь над уже занятой немцами территорией. Навстречу попадается «хеншель». Он 
идет без прикрытия. Обнаглели фашисты, ведут себя как хозяева. Надо напомнить 
им, что они даже не в гостях. Длинной очередью с малой дистанции бью по 
«хеншелю». Он переворачивается и падает.
      Не успели мы покончить с «хеншелем», как увидели вокруг огненные трассы 
зенитных снарядов. В чем дело? Откуда здесь быть немецким частям? Ведь мы 
отошли от Николаева не более как на пятьдесят километров. Город еще жил обычной 
трудовой жизнью.
      Присмотревшись, видим: вдоль Ингула на Николаев движется лавина вражеских 
танков. Надо немедленно доложить об этом.
      В штабе удивились моему возвращению.
      — Почему так быстро? Что случилось? — спросил заместитель начальника 
штаба, открывал журнал для записи донесения.
      — Севернее Николаева немецкие танки.
      — Не напутал?
      — Своими глазами видел.
      Он связывается со шт