мне оно показалось таким долгим — столько за эти секунды я успел увидеть кругом 
и вспомнить.
      Повреждение было пустяковое — все осколки пошли в колесо шасси, не задев 
мотора.
      Техники с удивлением поглядывали на меня и на мой самолет.
      — Да! Повезло же тебе! Видно, ты в рубашке родился.
      — Иди отдыхай! Завтра все дырки заделаем, — сказал инженер.
      Я пошел на КП и попросил командира части сообщить в наш полк о 
результатах боевого вылета и о причине моей вынужденной посадки в Котовске. В 
частности, я хотел доложить, что потерял два СУ2.
      — Один, — поправил меня командир бомбардировочного полка.
      — Нет, два, — возразил я. — Сам видел: один, сбитый зениткой, упал, 
второй сел на пшеничном поле у самых дорог.
      — Те, что сели в пшеницу, прилетели, — весело отозвался офицер штаба.
      — Как же они вырвались оттуда? — удивился я.
      — Смелость и находчивость их выручили, — пояснил с улыбкой командир полка.
 — Как только сели, сразу бросились к мотору — выяснить, почему он остановился. 
Оказалось, что пуля перебила трубку и в мотор перестал поступать бензин. 
Летчики достали из бортовой сумки кусок дюрита, обернули им трубку, закрепили 
проволокой и, пока бежали к ним немцы, успели взлететь. Запасливый штурман спас.
 Вот такто.
      Я живо представил себе пшеничное поле, людей у поврежденного самолета, 
бегущих фашистов. Каким мужеством, какой волей должен был обладать экипаж, 
чтобы под носом у врага лечить свою раненую машину, а потом дерзко вырваться из 
лап смерти.
      — Пойдем с нами ужинать, гость, — предложил командир полка.
      — Вынужденный гость.
      — Бывает. Мы соседи! — В голосе командира чувствовалось удовлетворение 
тем, что бомбардировщики выполнили свое задание.
      Я был рад за этот вылет, за бомбардировщиков, за свое звено и такой 
удачный разрыв зенитного снаряда подо мной.
      Как ни хорошо в гостях, а дома лучше. И угостили меня, и дали постель, и 
покормили утром, когда я поднялся вместе со всеми летчиками, чтобы отправиться 
на аэродром, — все было как положено. Но мне очень хотелось в родной полк. Там 
друзья, там своя, не похожая какимито чертами на здешнюю жизнь.
      Да, не похожая. Мне интересно было отмечать про себя отличие их порядков 
от наших. Когда мы с командиром полка вошли в столовую, там находилось уже 
много людей. Одни вставали, другие садились. Летчики сидели перед неубранной 
посудой и ждали, когда к ним подойдет официантка. Командир прошел к своему 
столу, и этого никто как будто не заметил. В столовой стоял шум голосов и звон 
посуды.
      У нас ужин проходит совсем иначе — как в настоящем фронтовом полку. 
Вечером авиаторы собираются в столовой не только для того, чтобы поесть. Они 
встречаются после напряженной боевой работы. Коекто приходит раненым, коекто 
в лучах новой, только что завоеванной славы. А иных здесь уже больше не увидишь.

      Нет, это не просто ужин. Наш командир и комиссар эту встречу за столами 
умеют всегда делать значительной, приятной для всех. У нас каждая эскадрилья 
имеет общий стол, составленный из небольших столиков. Все летчики занимают свои 
места одновременно. Ужин начинается кратким словом Виктора Петровича. Он 
говорит о павших в боях, отмечает героев дня. Музыка хоть и не всегда 
импонирует настроению летчиков, но всетаки помогает им на время отвлечься, 
забыть о тяготах войны.
      На второй день я с утра начал хлопотать о своем самолете. Но 
ведомственные преграды и во время войны оказываются подчас сильнее законных и 
благородных стремлений. К вечеру мой самолет был совершенно исправным, готовым 
к полету, но стоял без колеса. Я бегу на КП, умоляю инженера поставить колесо.
      — Ничем не могу помочь, — отвечает он.
      — Но я же бездельничаю, самолет простаивает. Мне воевать надо.
      — Пойми, не я отказываю — командир БАО. Он считает, что ты не нашего 
полка, и он не имеет права дать тебе, чужому, колесо. Звони в свой полк, проси, 
чтобы привезли.
      Звоню в полк, прошу привезти колесо. Обещают на рассвете доставить. Что ж,
 придется еще раз поужинать под тарахтенье тарелок и ложек.
      Утром рядом с моим неподвижным МИГом пробегают самолеты, уходящие на 
боевое задание. Гдето там, севернее Котовска, в небе идут жаркие бои, а я 
«загораю» на аэродроме. Солнце уже стоит в зените, а нашего У2 нет и нет. Уже 
вечер, а его все нет. Что могло помешать?
      Жду.
      Летит! Радостно увидеть над землей знакомый силуэт трудяги У2, который 
летит тебе на выручку.
      Вот оно, собранное, накачанное воздухом колесо! Катится к моим ногам.
      Доставивший его молодой летчик смотрит на мои хлопоты както равнодушно.
      Спрашиваю:
      — Что нового в полку?
      — Воюют… — односложно отвечает он.
      — Почему рано утром не вылетел?
      — Самолет чинили… «Мессеры» крыло пробили.
      — Был налет?
      — Это и задержало. Одного ихнего тоже свалили. Прямо на аэродром