превосходно горят от наших пуль и снарядов.
      На аэродроме нас первыми, как всегда, встретили техники и сразу же 
приступили к осмотру самолетов.
      Я ходил следом за Вахненко и тоже приглядывался, нет ли в машине пробоин. 
Кажется, не было ни одной. Очень хорошо! Я хотел уже уходить, когда услышал 
голос техника:
      — А самолетто серьезно поврежден, товарищ командир.
      — Где? — удивился я.
      — Осколок попал в сопло и раскрошил лопатки нагнетателя. Вот он, застрял.
      — Шальной, наверно.
      — Если шальной, то повезло и вам и самолету. Да, вы слышали о Миронове?
      — Нет. А что с ним?
      Наклонившись над ящиком с инструментами, техник молчал.
      — Ну, чего умолк, говори!
      — Скончался в больнице.
      — Костя?
      — Все изза тех же ремней, товарищ командир.
      — Не может быть!..
      — Да вот товарищи только что возвратились с похорон… Рассказывают, что 
при посадке самолет попал в канаву и скапотировал. А плечевых ремней у Миронова 
не было, отрезал тогда, в Бельцах… Ну и выбросило его. Переломало позвоночник.
      Миронов Костя!.. В полку он был для меня самым близким человеком. Два 
года совместной службы… Я шел на КП, мысленно прощаясь с другом…
      Помню, когда я прибыл в полк и представился, начальник штаба посоветовал 
мне жить в том же доме, где квартировали два летчикахолостяка. Я разыскал этот 
«холостяцкий приют». Хозяйка встретила меня любезно, она не возражала принять 
еще одного жильца. Но, многозначительно кивнув на закрытую дверь, сказала 
поукраински:
      — Поговорите с ними. Как они скажут, так и будет. Я постучал в дверь. 
Доносившиеся из комнаты голоса смолкли. Постучал еще раз.
      — Войдите! — услышал я наконец.
      Вхожу и вижу: за столом, в центре комнаты, сидят несколько человек. Двое 
одеты подомашнему — без гимнастерок, остальные в форме. И все с 
настороженностью смотрят на меня. На столе закуска и стаканы.
      Я представился и объяснил, кто посоветовал мне зайти сюда.
      — Значит, летчик? — спросил плотный, высокий парень, один из тех двоих, 
что были без гимнастерок, в одних майках, и пристально посмотрел на мои петлицы 
авиатехника. Тогда я только что переучился с техника на летчика.
      — Летчик, — говорю, а сам осматриваю хату. Бросились в глаза две 
аккуратно прибранные кровати с горками взбитых подушек и фотографии на стенах, 
обрамленные вышитыми рушниками.
      — Неужели летчик? — спрашивает другой «хозяин», щуплый, невысокого роста 
паренек.
      Но тот, старший «хозяин», не дожидаясь моего ответа, выставил на стол 
припрятанную бутылку.
      — Панкратов, — протянул он мне руку. — Раздевайся.
      — Костя, — с улыбкой представился другой. — Садись. На улице ночевать не 
будешь, подушек хватит.
      Панкратов налил полный стакан водки и поставил передо мной. Все выжидающе 
уставились на меня. Хотя раньше я не баловался этим зельем, решил, что 
отказываться от угощения нельзя. Было ясно: это «экзамен» и его надо выдержать.
      — Закуси быстренько, — подставил мне тарелку Костя, поняв, что никакого 
опыта у меня нет.
      После ужина в комнате появилась третья кровать с горкой подушек.
      На следующее утро я встал рано и занялся физзарядкой.
      — Дисциплинку демонстрируешь, что ли? — пробурчал изпод одеяла Панкратов.

      — Просто давняя привычка, — ответил я, одеваясь, чтобы пробежаться по 
улице.
      — Аа, — протянул он, переворачиваясь на другой бок. — Ну, давай, раз 
привык.
      Утро было морозное, бодрящее, под ногами хрустел декабрьский ледок. 
Сделав круг, я услышал, что за мной ктото бежит. Оглянулся: Костя! С тех пор 
худенький, хрупкий Миронов стал ежедневно заниматься вместе со мной физзарядкой,
 а позже даже записался в секцию гимнастики.
      Милый юный Костя! Нет тебя с нами. Осталась свежая могила на молдавской 
земле да добрая память в сердцах друзей.
      В тот же день я вылетел в Григориополь получать самолет. Там встретился 
со знакомым седым лейтенантом. Он рассказал о своих первых победах, о таране, 
который совершил Морозов. Я спросил о Карманове.
      — Нет его, — ответил он грустным голосом, — нелепо погиб.
      — А что с ним случилось?
      — Подбили его в бою. Самолет загорелся. Карманов выпрыгнул, а парашют не 
раскрылся. Тросик перебило осколком.
      — Тяжелый случай! Жалко, хороший летчик был.
      — Да, был, — тихо отозвался лейтенант. И, помолчав, твердо добавил: — 
Ничего, мы расплатимся за него. Не на тех напали. Это им не прогулка по Европе.
      Простившись с лейтенантом, я улетел на новеньком МИГе домой.
      Летим на штурмовку вражеских войск. Немцы переправляются на наш берег, 
нужно их немедленно уничтожить.