разрешение на свободу действий. Под свободой действий ом имел и виду не 
капитуляцию, а создание ударных группировок, с помощью которых он попытается 
вырваться с теми, кто еще способен держаться на ногах и держать в руках оружие. 
Но ответ был неизменным: Гитлер лично требовал — держаться в крепости (как он 
теперь назвал Сталинград) до последнего! Дисциплинированный Паулюс выполнял 
приказ. Более того, он до последнего часа подтверждал свою преданность фюреру. 
20 января в Германии был праздничный день — отмечалось десятилетие прихода 
Гитлера к власти. Паулюс отправил телеграмму:

"По случаю годовщины взятия Вами власти 6-я армия приветствует своего фюрера. 
Над Сталинградом еще развевается флаг со свастикой. Пусть наша борьба будет 
нынешним и будущим поколениям примером того, что не следует капитулировать даже 
в безнадежном положении. Тогда Германия победит. Хайль, мой фюрер! Паулюс, 
генерал-полковник".

Гитлер немедленно ответил: "Мои генерал-полковник Паулюс! Уже теперь весь 
немецкий народ в глубоком волнении смотрит на этот город. Как всегда в мировой 
истории, и эта жертва будет не напрасной... Только сейчас германская нация 
начинает осознавать всю тяжесть этой борьбы и то, что она принесет тягчайшие 
жертвы. Мысленно всегда с вами и вашими солдатами, Ваш Адольф Гитлер".

В те часы, когда начальники обменивались такими высокопарными посланиями, в 
«котле» происходила самая настоящая агония. Мне кажется, особенно наглядно 
свидетельствуют о ней очень печальные, но достоверные документы — выписки из 
неотправленных писем окруженцев. А не попали эти письма в Германию по 
цензурно-политическим соображениям: дабы не сеять панику, не снижать моральный 
дух немецкого народа. «...Я был потрясен, когда взглянул на карту. Мы совсем 
одни; никакой помощи извне. Гитлер нас бросил. Это письмо дойдет до вас, если 
аэродром еще в наших руках...» «...Нам остается только ждать; все остальное не 
имеет смысла. На родине, конечно, кое-какие господа будут потирать руки и 
радоваться, что сохранили свои посты. В газетах будут публиковаться напыщенные 
статьи, окаймленные жирной черной рамкой. Нам будут воздавать честь и хвалу. Но 
не верь этой проклятой болтовне!» «Ты — жена немецкого офицера, и ты должна 
понять все, что я тебе скажу сейчас. Ты должна знать правду. Правду об 
отчаянной борьбе в безнадежном положении. Грязь, голод, холод, крах, сомнения, 
отчаяние, смерть... Я не отрицаю и моей собственной вины за все это. Она стоит 
в пропорции 1 к 70 млн. Пропорция мала, но вина есть. Я не собираюсь укрываться 
от ответственности и именно поэтому лишь своей собственной жизнью покрою эту 
вину...» На следующий день после поздравительной телеграммы Паулюса, 31 января 
1943 года, Гитлер спохватился — как же это он оплошал и сразу же не поощрил 
такого преданного служаку! И полетела в Сталинград еще одна телеграмма — фюрер 
присвоил Фридриху Паул юсу высшее звание генерал-фельдмаршала! С одной стороны, 
это было сделано для укрепления боевого духа командующего 6-й армией, а с 
другой — была тайная надежда: «фельдмаршалы в плен не сдаются». Но замысел 
фюрера не оправдался — именно в день присвоения этого высокого звания 
новоиспеченный фельдмаршал сдался в плен. Когда Гитлер получил сообщение об 
этом, его едва не хватил инфаркт. Он бился в истерике. Он кричал в исступлении: 
— Как он мог сдаться большевикам!.. Какое малодушие!.. Если отказывают нервы, 
не остается ничего другого, как сказать: «Я ничего не мог больше сделать» и 
застрелиться... Это же так просто сделать... Теперь он подал такой пример, 
нельзя ждать, чтобы солдаты продолжали сражаться... И чтобы солдаты и немецкий 
народ продолжали сражаться, от них был скрыт факт сдачи фельдмаршала в плен 
вместе с 95 000 его подчиненных. Гибель 6-й армии в газетах и по радио 
преподносилась так: «Сражение в Сталинграде закончено. До последнего вздоха 
верная своей присяге, 6-я армия под образцовым командованием 
генерал-фельдмаршала Паулюса пала перед лицом превосходящих сил врага и 
неблагоприятных обстоятельств. Под флагом со свастикой, укрепленным на самой 
высокой руине Сталинграда, свершился последний бой. Генералы, офицеры, 
унтер-офицеры и рядовые сражались плечом к плечу до последнего патрона». По 
всей стране был объявлен траур, приспущены имперские флаги с черными лентами, в 
кирхах шли заупокойные молебны. Приведу любопытные, на мой взгляд, подробности 
пленения фельдмаршала. Паулюса допрашивал Рокоссовский, об этом он написал в 
своей книге «Солдатский долг» всего несколько строк: «В помещении, куда был 
введен Паулюс, находились мы с Вороновым и переводчик. Комната освещалась 
электрическим светом, мы сидели за небольшим столом и, нужно сказать, с 
интересом ждали этой встречи. Наконец открылась дверь, вошедший дежурный офицер 
доложил нам о прибытии военнопленного фельдмаршала и тут же, посторонившись, 
пропустил его в комнату. Мы увидели высокого, худощавого и довольно стройного в 
полевой форме генерала, остановившегося навытяжку перед нами. Пригласили его 
сесть к столу. На столе у нас были сигареты и папиросы. Я предложил их 
фельдмаршалу, закурил и сам. Пригласили выпить стакан горячего чая. Он охотно 
согласился. Наша беседа не носила характера допроса. Это был разговор на 
текущие темы, главным образом о положении военнопленных солдат и офицеров, В 
самом начале фельдмаршал высказал надежду, что мы не заставим его отвечать на 
вопросы, которые вели бы к нарушению им присяги, мы обещали таких вопросов не 
касаться». Инициативу в разговоре взял на себя Воронов. Он был старше 
Рокоссовского по званию — маршал артиллерии, да и по должности — представитель 
Ставки Верховного Главнокомандующего. Воронов в своих мемуарах подробно 
излагает эту беседу-допрос. Она происходила так: — Вам предлагается немедленно 
отдать приказ подчиненным вам войскам, находившимся в северной группе, о