прекращении бесцельного сопротивления. Паулюс уклонился от этого, сославшись на 
то, что он, как военнопленный, не имеет права давать такое распоряжение. — Речь 
идет о гуманном акте с вашей стороны, — сухо сказал Воронов. — Мы располагаем 
достаточными силами и возможностями, чтобы за один-два дня, а может быть, и за 
несколько часов, разгромить части вашей армии, которые до сих пор оказывают 
сопротивление. Их усилия напрасны — они могут привести лишь к гибели тысяч 
ваших солдат и офицеров. Ваша обязанность, как командующего армией, спасти им 
жизнь. — Если бы я даже подписал такой приказ, они бы ему не подчинились, — 
сопротивлялся Паулюс. — Уже потому, что я нахожусь в плену, я автоматически 
перестал быть командующим. — И все же нельзя сбросить со счета ваш личный 
авторитет, если речь идет о спасении многих тысяч людей, — настаивал Воронов. 
Паулюс не находил новых аргументов, чтобы возражать. То он говорил, что, 
вероятно, уже назначен новый командующий, и его, Паулюса, подпись будет 
недействительна, то утверждал, что войска 6-й армии не поверят в подлинность 
его подписи. — В таком случае, господин генерал-фельдмаршал, — заявил Воронов,
 — я вынужден вам сказать, что, отказываясь подписать приказ о капитуляции, вы 
берете на себя тяжелую ответственность перед немецким народом и будущим 
Германии за жизнь многих тысяч ваших подчиненных и соратников. Паулюс молчал. 
Нервный тик, не дававший ему покоя, мешал сосредоточиться. Воронов, понимая 
состояние Паулюса, сменил тему разговора. — Какой режим питания установить 
вам? — спросил он Паулюса. Лицо пленного выразило крайнее удивление. Он ответил,
 что ему ничего особенного не надо, но он просит хорошо относиться к раненым и 
больным немецким солдатам и офицерам. На этом первая встреча советского 
командования с пленным Паулюсом закончилась. Следующая беседа состоялась 
вечером 2 февраля. Паулюсу сообщили об окончании операции и разгроме советскими 
войсками его армии, а также других немецких и румынских частей, находившихся в 
окружении. — Как это вы, хорошо теоретически подготовленный и опытный генерал, 
допустили такую ошибку и позволили загнать вверенные вам крупные соединения в 
мешок? — спросил К. К. Рокоссовский. — Для меня ноябрьское наступление русских 
было полной неожиданностью, — ответил Паулюс. — Как? — удивился Воронов. — Вы 
относительно узким фронтом прорвались к Волге и рассчитывали спокойно 
отсидеться всю зиму на достигнутых рубежах? Вы что же, не ожидали зимнего 
наступления Советской Армии? — Нет, по опыту первой военной зимы я знал, что 
наступление возможно, но операций таких масштабов яне ожидал... — Какое влияние,
 на ваш взгляд, может оказать Сталинградская битва на весь ход войны? Пленный 
фельдмаршал ответил, что давно не имел оперативных сводок с других участков 
фронта и поэтому не может судить о положении в целом. Тогда Воронов приказал 
показать Паулюсу карту обстановки на всех фронтах на 2 февраля 1943 года. 
Фельдмаршал рассматривал ее недоверчиво и иронически улыбался, давая понять, 
что не верит карте. Ему объяснили, что карта эта не изготовлена специально для 
Паулюса, а ведется для ориентировки представителей Ставки Верховного 
Главнокомандования. — Ну и как вы считаете? — спросил его после этого Воронов.
 — Знаете, — сказал Паулюс, — солдатское счастье изменчиво... После нескольких 
вопросов, касающихся значения Сталинградской битвы, Паулюс признал, что 
операцию Красной Армии по окружению и уничтожению его армии можно отнести к 
разряду классических операций. — Но и мою оборону в окружении, длившуюся столь 
долгое время и в таких неблагоприятных условиях — при недостатке боеприпасов, 
топлива, продовольствия и зимнего обмундирования, — тоже можно отнести к 
разряду классических операций, — добавил он. Воронов так резюмировал встречи с 
Паулюсом: «Неприятное впечатление произвел на нас этот растерянный человек, 
отвыкший мыслить самостоятельно». Не могу согласиться с этим заключением 
маршала Воронова. Намой взгляд, Паулюс мыслил весьма самостоятельно. Он давал 
показания, имея в виду, что ему когда-то придется отвечать за свои слова, 
возможно, перед фюрером. Не надо забывать, что только начался 1943 год, 
фельдмаршал не считал войну проигранной, Сталинград ему казался хотя и крупным 
поражением, но все же немецкие войска были недалеко от Волги, восточнее Москвы. 
Немецкая армия еще могла (он верил в это) поправить положение на Восточном 
фронте, а он, Паулюс, мог предстать перед гневными очами фюрера. Судьба Паулюса.
 надеюсь, читателям известна. Со временем он полностью избавился от нацистских 
политических взглядов, стал участником антифашистского движения «Свободная 
Германия». Он радовался успехам Германской Демократической Республики. Вот 
такая удивительная «перековка» произошла с тем, кого Сталин перевоспитал силой 
оружия. А метаморфоза действительно потрясающая — один из авторов плана 
«Барбаросса», возвращаясь из плена на родину 24 октября 1953 года, написал 
благодарность Советскому правительству, которая завершалась такими словами: 
«Прежде, чем я покину Советский Союз, я хотел бы сказать советским людям, что 
некогда я пришел в их страну в слепом послушании как враг, теперь же я покидаю 
эту страну как ее друг». Паулюс скончался 1 февраля 1957 года, будучи 
гражданином ГДР.




Религию — на службу Отечеству!


Сталину было известно, что во всех церквах страны во время богослужения 
произносятся патриотические молитвы за победу российских воинов. Как ученик 
духовной семинарии Иосиф Виссарионович хорошо понимал значение Церкви и религии 
в жизни страны. Он решил поддержать священнослужителей в их полезных деяниях на