свободе стоят только Сталин и его клика... ...я никогда не думал, господин 
министр, что мне придется так долго ждать встречи, которая произошла сегодня... 
Однако, несмотря на все оскорбления, на все разочарования, я и дальше 
придерживаюсь взгляда, что только в сотрудничестве с Германией мы найдем путь к 
освобождению России. Возможно, что сама судьба, успехами Сталина, ускорила это 
свидание. Господин министр, я — не нищий. Я не пришел к вам сюда с пустыми 
руками. Поверьте, что в спасении и освобождении моей родины лежит спасение 
Германии! (Смел ли кто-нибудь до сих пор сказать Гиммлеру о спасении 
Германии? — думал д'Альке. Он никак не мог понять, что заставляло Гиммлера 
выслушивать Власова, не впадая в бешенство). Власов продолжал: — Дайте мне 
необходимую русскую силу! Я все время был против того, чтобы многочисленные 
батальоны, сформированные из моих соотечественников, перебрасывались во Францию,
 на Западный фронт или в любые другие места. Теперь они попали под волну 
англо-американского наступления. Они должны бороться, а за что — они сами не 
знают. Они разрознены, они разбиты. А ведь вы можете их срочно собрать, 
поставить под мою команду и положить этим начало большой освободительной армии! 
...Еще не поздно, господин министр. Еще не поздно! Находящихся в Германии 
русских людей достаточно для армии в миллион и больше человек. Гиммлер выждал, 
очевидно, намеренно делая напряжение еще большим, а затем бесстрастным голосом 
сказал: — Господин генерал! Я разговаривал с фюрером. С этого момента вы можете 
считать себя главнокомандующим армией в чине генерал-полковника. Вы получите 
полномочия собрать офицеров по своему усмотрению, до чина полковника. Только 
что касается ваших генералов — я должен попросить доставлять ваши предложения 
начальнику кадров немецкой армии. Все, что вы мне рассказали, в высшей степени 
интересно. Опять Гиммлер сделал паузу и затем продолжал: — Я придерживаюсь 
мнения теперь, выслушав вас, что, конечно, существует возможность формирования 
армии. Как главнокомандующий резервами я имею в своих руках средства для того, 
чтобы это сделать. Но, к сожалению, эти средства ограничены. Возможно, что вы 
найдете достаточно людей, но мы не должны забывать, что те, кто устремится в 
вашу армию, оставят за собой пустые места на наших заводах. Мы же не смеем 
разрешить себе снизить продукцию нашей промышленности! Однако все же решающим 
вопросом является вооружение. Я могу пойти на формирование первых двух дивизий. 
Было бы крайне некорректно с моей стороны обещать вам сегодня больше и затем 
сокращать свои обязательства. Будете ли вы, господин генерал-полковник, 
удовлетворены моим предложением — приступить теперь к формированию только двух 
дивизий? Если да, то я немедленно отдам соответствующие приказания. Лицо 
Власова потемнело. Он упал с высоты, на которую его подняли его стремления. В 
глазах ясно отразилось разочарование, но он взял себя в руки. — Господин 
министр, — сказал он с глубоким вздохом, — я принимаю во внимание существующие 
препятствия. Но я не теряю надежды, что две дивизии — это только скромное 
начало, так как вы сами знаете, что одни вы не сможете пробить стену головой. 
Поэтому расширение формирования — в наших обоюдных интересах. — Конечно, 
конечно! — торопливо и почти весело воскликнул Гиммлер, облегченно почувствовав,
 что все трудное и неприятное прошло. Власов продолжал: — Несмотря на то, что 
русские части во Франции разрознены и разбиты, я считаю своим долгом еще раз 
подчеркнуть необходимость собрать их и реорганизовать... Гиммлер поторопился с 
ответом: — Конечно, конечно, это само собой разумеется... — Эти ваши слова я 
принимаю с благодарностью к сведению, — пробасил Власов, — но одновременно и 
как обещание прекратить распыление национальных русских сил в Германии. Если мы 
хотим победить Сталина, то это будет невозможно, если и дальше „Восточное 
министерство“ будет делать что ему заблагорассудится, разбивая паши силы на 
разные сепаратистские группы и комитеты. Эти группы управляются честолюбивыми 
людьми, которым все равно, что они ведут людей бороться за чужие интересы... 
Если вы искренне стремитесь к победе, то вы должны снять с меня запрет вести 
разговоры с представителями так называемых „националов“. У вас есть для этого 
власть. Вы можете все разрозненные силы объединить на базе предположительного 
федерализма, который существовал бы на протяжении всего времени борьбы с 
коммунизмом. В общем, я не могу скрыть от вас, что я пережил столько 
разочарований, что больше не хочу тратить силы на бесцельную, ненужную борьбу 
одних против других. Я стремлюсь к тому, чтобы прямые переговоры вести только с 
одним немецким авторитетом... Гиммлер слушал, не перебивая. Ответил без всякого 
размышления: — Здесь, рядом со мной, сидят два человека, с которыми вы 
познакомились. Трупnei[фюрер Бергер будет заменять меня во всех вопросах, 
касающихся вас. С ним вы будете тесно сотрудничать. Кроме того, я назначу 
доктора Крэгера связным... — Благодарю вас, господин министр, — поклонился 
Власов. — Я даже не рассчитывал на это. Но я еще не закончил. Я должен 
затронуть еще некоторые факты. Наша победа над Сталиным лежит не в одном 
формировании освободительной армии, а в создании единого политического центра, 
который будет иметь право обнародовать программу нового строя на родине. — Об 
этом мне уже было сообщено, — поторопился Гиммлер, — у меня есть общее 
представление о центре, так же как и об освободительной армии. Я предполагаю, 
что вы одновременно будете и главой этого центра... — Если мы уделили сегодня 
столько времени всем вопросам, то я прошу разрешения дать мне возможность 
доложить вам об уже разработанных планах для армии и для правительства, которые 
мы сначала, из осторожности, назовем „комитетом“. Гиммлер заерзал. В его 
взгляде была неуверенность и даже растерянность, он пробормотал: — Спасибо! Я 
отдам приказ просмотреть ваши предложения... Власов продолжал: — Я не закончил 
вопрос о „комитете“. В связи с ним я хочу просить, чтобы план был расширен и 
все мои соотечественники, находящиеся в Германии, все русские подданные были бы 
подчинены именно комитету. Когда Гиммлер начинал заикаться, искать слова и