— Первый вопрос. О планировании контрнаступления. Военные историки четверть 
века искали документы по этому вопросу, но их не нашли. И вот в статье Георгия 
Константиновича говорится о том, что планы контрнаступления под Москвой не 
составлялись, а поэтому их нечего искать. Контрнаступление развивалось из 
контрударов. Эта точка зрения довольно обстоятельно мотивируется в статье 
маршала.
Второй вопрос. Большинство присутствующих здесь товарищей не знают о 
состоявшемся 5 января 1942 года совещании в Ставке Верховного 
Главнокомандования, где было принято решение об общем наступлении. Мне кажется, 
что это очень важный вопрос. Мне представляется, что у членов редколлегии будут 
и другие вопросы, связанные как с обороной Москвы, так и с разгромом противника.
 Как у вас, Георгий Константинович, хватит сил часа на два отвечать на наши 
вопросы?
— Зависит от того, какие вопросы будут. Некоторыми вопросами можно «убить» и за 
пять минут, — пошутил Жуков, — если будут легкие, я думаю, что выдержу.
После этого высказывали свое мнение о прочитанном тексте статьи Жукова и 
задавали вопросы профессор Позняк В. Г., профессор Строков А. А., профессор 
Крупченко И. Е., генерал—полковник, академик Самсонов Ф. А., доктора 
исторических наук В. Дашичев, В. Кулишь, В. Поликарпов, кандидат исторических 
наук А. Светлишин.
Я не буду приводить их слова, а сразу перехожу к ответам Жукова. Сначала он 
поблагодарил собеседников за критику и замечания, а затем сказал:
— Об оценке противника. В разговоре со Сталиным я вел речь об истощении 
противника. Следует учесть, что эта оценка касалась в основном тех ударных 
группировок, которым надлежало преодолеть сопротивление войск Западного фронта 
на флангах, обойти и взять Москву. К концу ноября 1941 года эта группировка 
выдохлась и не могла дальше выполнять свои задачи. И не случайно войска 
Гудериана без приказа главного командования немцев начали отходить. То же самое 
произошло и северо—западнее Москвы. Войска танковой армии генерала Гепнера 
также отошли без приказа Гитлера и без приказа командующего войсками группы 
армии «Центр». О чем свидетельствуют эти факты? Они говорят о том, что 
фланговые группировки врага уже не могли выполнять наступательные задачи. А это 
и есть их истощение. Я не говорю об истощении всей группы армии «Центр». 
Наоборот, вы, наверное, заметили, что я везде подчеркивал об особенностях 
нашего фронта. Он перешел в наступление, не имея превосходства в силах и 
средствах. Если вы обратитесь к немецкой исторической литературе, то в ней тоже 
речь идет о крахе наступления на флангах, где действовали ударные группировки. 
Именно этот крах вызвал злобную реакцию гитлеровской Ставки верховного 
главнокомандования. Именно в результате этого краха полетели со своих постов 
генерал—фельдмаршал Браухич, Буш, генерал Гепнер. Мне представляется, что 
вносить в статью какие—нибудь коррективы в оценку противника не стоит. Но 
поскольку у вас вызывает сомнения вопрос оценки противника, подобные сомнения 
могут возникнуть и у читателей. Поэтому будет правильно, если в статью добавить 
пару абзацев о том, что ударные группировки врага действительно выдохлись.
Вопрос о контрнаступлении. Когда командование Западного фронта в конце ноября и 
в начале декабря 1941 года организовывало сопротивление и проводились 
контрудары, оно не задавалось планами осуществления контрнаступления в тех 
масштабах, в которых оно потом осуществилось. Необходимость контрнаступления в 
полной мере была осознана тогда, когда на южном крыле войска генерала Гудериана 
стали пятиться назад, а на северном крыле под ударами наших войск соединения 
Гепнера стали откатываться на запад. По ним наносили удары из района Яхромы 
войска 1–й ударной армии, а из района Красной Поляны наступала бригада генерала 
Лизюкова, входившая в состав вновь развертывавшейся 20–й армии. Задачи армиям 
ставились контрударного порядка: в одном месте разгромить противника и вернуть 
Крюково, а в другом месте взять Солнечногорск и Клин и еще некоторые пункты. 
Задачи войскам по глубине не превышали 20–30 километров. (Реплика с места: «В 
пределах к полсотни километров, не больше»). Дальнейшие задачи войскам 
ставились распорядительным порядком. Все они были согласованы между собой 
примерно 8–9 декабря.
У нас нет такого приказа, который бы мы заранее отдавали войскам (30 ноября или 
1–2 декабря 1941 года) на контрнаступление. И это происходило потому, что у нас 
было слишком мало сил и средств. Первую ударную армию Василия Ивановича 
Кузнецова, прибывшую из резерва на фронт, мы начали вводить по частям еще 29 
ноября, когда танковая группировка противника проскочила через канал 
Москва—Волга в районе Яхромы. Бригады одна за другой последовательно стали 
вводиться в бой и к 6 ноября чуть ли не вся армия была задействована. 
Контрнаступление армии постепенно приобретало все больший и больший размах.
Следовательно, контрнаступление под Москвой не было похоже на контрнаступление 
под Сталинградом или в другом районе. Под Москвой контрнаступление вылилось из 
контрударов. Его развитию, конечно, способствовал ввод новых соединений и удары 
авиацией по войскам противника. Были ли у нас в штабе фронта и в Ставке 
разговоры о контрнаступлении? Такие разговоры, конечно, велись. Например, 
заместитель начальника Генерального штаба Василевский вел разговор с 
командующим войсками Калининского фронта с И. С. Коневым о том, что этому 
фронту надо тоже включиться в контрнаступление. Этот разговор, как видите, 
носит чисто агитационный характер и свидетельствует о том, что 
заблаговременного разработанного плана не было ни в штабе Калининского фронта, 
ни в Ставке Верховного Главнокомандования. Насколько мне помнится, Калининскому 
фронту никаких средств усиления не передавалось.
В первой половине декабря контрнаступление на флангах фронта развивалось весьма