приглашению хозяев — Димитров, Тито, Ярузельский, Готвальд и другие 
государственные деятели, а так же артисты, писатели, художники и прочие 
знаменитости. Получился бы здесь прекрасный музей, и доход приносил бы не малый.
 Кстати, неподалеку в Ливадийском дворце действует музей, где проводилась 
Крымская конференция руководителей трех держав в феврале 1945 года. Отдыхающих 
в Крыму круглый год много, посетители идут в музей непрерывным потоком. Но 
процесс преобразований к худшему коснулся и правительственной дачи, когда я ее 
осматривал (в 1990 году). Здесь уже царил раскордаж, дом передали какому—то 
профсоюзному санаторию. Растащили мебель, ковры, люстры, посуду и т. д. А 
теперь, говорят, сдали эту дачу кому—то богатенькому за «зелененькие».
Вот здесь Жуков навещал Хрущева и встречался в то лето с Брежневым, Микояном, 
Кириченко. Здесь он ощутил и первый сквознячок новой предстоящей опалы, но не 
придал тогда этому значения. Но все же симптом этот был запоминающийся и Жуков 
сделал о нем такую запись:
— Прогуливаясь как—то с Хрущевым и Брежневым в парке дачи Хрущева, между нами 
состоялся такой разговор:
— Никита Сергеевич, мне звонил из Будапешта Кадар, сказал Брежнев, — он просил 
оставить в Венгрии во главе советских войск генерала Казакова, которого товарищ 
Жуков намерен перевести на Дальний Восток. К Казакову венгерские товарищи 
привыкли и, я думаю, надо считаться с мнением Кадара. Для Дальнего Востока 
маршал Жуков найдет другого командующего.
Я сказал:
— В интересах обороны страны генерала Казакова надо направить на должность 
командующего Дальневосточным военным округом. А для Венгрии мы найдем другого 
хорошего командующего.
Брежнев нервно:
— Надо же считаться с товарищем Кадаром!
Я ответил:
— Надо считаться и с моим мнением. И вы не горячитесь, я такой же член 
Президиума ЦК, как и вы, товарищ Брежнев.
Хрущев молчал, но я понял, что он не доволен моим резким ответом. Все же маршал 
был действительно не политик, не умел сглаживать углы и наивно полагал, что 
теперь он действительно равный другим членам Политбюро. Но жизнь показала — в 
кругу прожженных политических деятелей он всегда был чужеродным, и они его в 
свою компанию так и не приняли.
Дальнейший рассказ Жукова о том, что произошло в тот день в парке, подтверждает 
это.
Через пару минут Брежнев, взяв под руку Хрущева, отошел с ним в сторону и стал 
что—то ему горячо доказывать. Я догадался, что между ними речь идет обо мне.
После разговора с Брежневым Хрущев ушел к себе на дачу, даже не простившись со 
мной. Вслед за этой первой размолвкой состоялась вторая, более значительная. 
Через пару дней пригласил всех нас к себе на дачу Кириленко по случаю дня 
рождения его жены. Во время ужина было много тостов и выступлений. Во всех 
выступлениях преобладало безмерное восхваление Хрущева. Все восхваления он 
принимал, как должное и, будучи в ударе, прерывал выступавших и произносил 
очередные речи. Мне это не понравилось и я по простоте своей сказал:
— Никита Сергеевич, следующее слово в порядке заявки имеет Аверкий Борисович 
Аристов.
Хрущев обиженно:
— Ну, что ж, я могу совсем ничего не говорить, если вам нежелательно меня 
слушать.
После этого у Хрущева испортилось настроение и он молчал. Я пытался отшутиться, 
но из этого ничего не получилось. Этим тут же воспользовались подхалимы и 
шептуны. Мы с Хрущевым расстались в этот вечер весьма холодно. Откровенно 
говоря, я потом ругал себя за свой язык, зная, что Хрущев, будучи злопамятным, 
такие выпады против его персоны никому не прощает.
Вскоре Жуков, по решению Президиума, должен был вылететь в Югославию, ему 
давалось дипломатическое поручение — найти возможность примирения с маршалом 
Тито, которого Сталин в гневе за его непокорность зачислил в предатели и назвал 
даже американским шпионом.
Перед отъездом Жуков говорил по телефону с маршалом Чуйковым, командующим 
Киевским военным округом, там должны были проводиться большие сборы. Чуйков 
сказал Жукову, что было бы хорошо, если бы Георгий Константинович сам 
присутствовал на этих сборах. Жуков ответил, что не может этого сделать, так 
как по решению Президиума ЦК завтра улетает в Югославию. Чуйков сказал, как 
вспоминает Жуков, странную фразу.
— Так—то оно так, товарищ маршал, но лучше вам быть здесь самому… — Чуйков на 
что—то намекал, чего—то недоговаривал. Это насторожило Жукова. Он позвонил 
Хрущеву.
— Не следует ли мне отложить поездку в Югославию дня на три и поехать в Киев на 
сборы, говорят, что там возникло много интересных вопросов.
— Откладывать вашу поездку в Югославию не следует, — сказал Хрущев. — Думаю, мы 
здесь сообща, как—нибудь справимся. А вернетесь из Югославии, я расскажу вам 
все, что здесь было интересного.
Успокоенный таким дружелюбным разговором с генсеком, Жуков на следующий день 
вылетел в Севастополь.



Расправа Хрущева над маршалом Жуковым