него были крайне анархистские наклонности, сформировавшиеся под влиянием трудов 
Ницше и Штейнера. Я долгое время был членом атлетической ассоциации рабочих и 
поэтому у меня были с рабочими постоянные связи. Но как у школьника, у меня не 
было никакой четкой политической позиции. Я был заинтересован только в 
приобретении политических знаний и совсем не думал этим определить как-то свою 
личную позицию, да и возможностей так поступать не было.


Первая мировая война

Были последние летние каникулы. Побывав в Швеции, последним пароходом я 
вернулся в Германию. Разразилась Первая мировая война. Не сообщив в школу и не 
сдавая выпускных экзаменов, я тут же подал заявление в армию и поступил на 
военную службу. Если говорить о причине, побудившей меня решиться на такое 
бегство, то это горячее стремление приобрести новый опыт и освободиться от 
школьных занятий, желание освободиться от бездумной и совершенно бессмысленной 
жизни 18-летнего юноши, а также всеобщий ажиотаж, порожденный войной. Я не 
советовался ни со старшими, ни с матерью, ни с другими родственниками (отец 
умер в 1911 г.). Сразу же после начала войны я прошел неполную шестинедельную 
подготовку на учебном плацу под Берлином, и тут же был отправлен в Бельгию, и 
принял участие в сражении на реке Изер. Можно сказать, что это был период 
перехода «из школьной аудитории на поле сражений», «со школьной скамьи на 
бойню».

Это кровопролитное, ожесточенное сражение впервые возбудило в сердцах – моем и 
моих товарищей-фронтовиков – первую и потому особо глубокую психологическую 
неуверенность. Наше горячее желание драться и искать приключений было быстро 
удовлетворено. Потом наступило несколько месяцев молчаливых раздумий и 
опустошения.

Я предавался всевозможным размышлениям, вытягивая из головы все свои 
исторические познания. Я осознал, что участвую в одной из бессчетных 
европейских войн и воюю на поле сражения, имеющем историю в несколько сотен или 
даже тысяч лет. Я думал: как бессмысленны эти бесконечно повторяющиеся войны! 
Сколько раз до меня немецкие солдаты сражались в Бельгии, стремясь вторгнуться 
во Францию! И наоборот, сколько раз войска Франции и других стран делали здесь 
то же, надеясь разгромить Германию. Знает ли кто из людей, какой же смысл в 
этих войнах прошлых времен?

Я старался осознать мотивы, которые лежали в основе новой агрессивной войны. 
Кто заново проявляет интерес к этим землям, шахтам, промышленности? Кто 
стремится захватить подобную добычу, невзирая на любые человеческие жертвы? 
Никто из моих товарищей – простых солдат и не думал о каких-то аннексиях и 
оккупации. Никто даже и не знал, для чего все эти наши усилия. Никто не знал 
истинных целей войны, и тем более никто не разбирался в вытекающем отсюда ее 
глубинном смысле. Большинство солдат были людьми среднего возраста, рабочими и 
ремесленниками. Почти все из них были членами профсоюзов, а большое число – 
сторонниками социал-демократии. Но только лишь один человек из них был 
действительно левым. Это был пожилой каменщик из Гамбурга, и он тщательно 
скрывал свои политические взгляды, не раскрываясь ни перед кем. Мы подружились 
с ним. Он рассказывал о своей жизни в Гамбурге, о своем опыте преследований и 
безработицы. Он был первым пацифистом, которого я встретил. Погиб он в бою в 
начале 1915 года, а вскоре после этого и я был впервые ранен. Уже сразу после 
начала войны я заметил, что мы, простые солдаты, и офицеры живем совершенно 
отдельной жизнью. За пределами службы мы имели очень мало контактов с офицерами.
 Офицеры общались только с офицерами. Я совсем не мог иметь чувства какой-то 
глубокой привязанности к ним.

Я вернулся в Германию для излечения после ранения. В стране становилось все 
труднее сохранять нормальный уровень жизни. Все определялось двумя вещами: 
дефицитом и черным рынком. Но если были деньги, на черном рынке можно было 
купить все что угодно. Бедняки возмущались. Того воодушевления и духа 
самопожертвования, которые были в начале войны, больше не существовало. 
Начались обычные для военного времени спекуляции и подпольные сделки, а угар 
милитаризма постепенно стал улетучиваться. Напротив, полностью раскрылись чисто 
империалистические цели – прекращение войны в Европе путем достижения корыстных 
целей войны и установления германского господства.

Используя период реабилитации после лечения, я подготовился к выпускным 
экзаменам, поступил на медицинский факультет Берлинского университета и даже 
посетил две-три лекции. Но мне было не очень-то весело после возвращения в 
Германию, и я не знал, что делать. Я старательно изучал политическую 
деятельность и политические тенденции, но в условиях войны все это потеряло 
всякий смысл. И, не дожидаясь завершения срока реабилитации, я снова вернулся 
на службу.

По возвращении же в часть я увидел, что моих старых товарищей почти не осталось.


Я был направлен на Восточный фронт. Крупное наступление и достигнутые военные