поздравлений, и нужно особо подчеркнуть, что все они были направлены от имени 
начальника управления. Подписи на радиотелеграммах и письмах, которые мы 
получали, ограничивались только тремя указанными выше псевдонимами. Если это 
было не так, то мы испытывали беспокойство и разочарование. Но кроме 
поздравлений мы получали от начальника управления также много сообщений, 
которые основывались на указаниях руководителей Советского Союза. Приведу 
два-три примера. В ответ на мой подробный доклад о секретных переговорах об 
Антикоминтерновском пакте (я уже писал об этом в другом месте) мы получили 
телеграмму с указанием впредь приложить еще больше усилий в этом направлении. 
Это свидетельствовало, что высшие политические лидеры проявили глубокий интерес 
к этой проблеме и моему докладу. Было сказано также, что направлявшиеся мной 
доклады и обстоятельные письменные разъяснения о внешнеполитической ситуации 
(что не совсем соответствовало моей основной задаче) всегда с одобрением 
встречались в высших политических кругах. В результате я получил возможность 
свободно давать рекомендации и предложения также и по дипломатическим проблемам.
 Таким образом, у меня не стало препятствий заниматься вопросами, которые, 
строго говоря, были за рамками моей основной работы в Японии.

Во время событий на Халхин-Голе я высказал Москве мнение о неэффективности 
советской пропаганды. Согласно ответу из Центра, мое мнение было доложено 
руководящим органам, и были приняты соответствующие меры для улучшения 
положения. То же относится и к моим докладам по проблемам чисто Советского 
Союза. Мои доклады вызывали очень большой интерес среди военных и партийных 
руководителей, и они, выражая мне благодарность, одновременно просили и в 
дальнейшем направлять им подобную информацию.

В течение первых нескольких лет сравнительно незначимые сообщения подписывались 
«Дал». «Дал» по-русски означает Дальний Восток. Затем, точнее с начала 1940 
года или немного позже, вместо этого начал использоваться псевдоним 
«Организатор». Несомненно, что и в тех случаях, когда указания подписывались 
словом «Организатор», о них знал и начальник управления, но это означало, что 
данные указания исходят не от него, а от Дальневосточного отдела управления. 
Доклады и телеграммы, которые я считал особо важными, я адресовал начальнику 
управления. Так было, когда доклады касались особо серьезных организационных 
вопросов нашей деятельности или важных политических и военных проблем. Время от 
времени к адресату я приписывал слова «совершенно секретно», подчеркивая этим 
важность донесения. Это означало особую важность содержания или что донесение 
направляется на усмотрение лично начальника управления.




МОЯ БИОГРАФИЯ, КАК ЧЛЕНА ГЕРМАНСКОЙ КОМПАРТИИ



Почему я стал коммунистом?

Мировая война, длившаяся с 1914 по 1918 год, оказала глубочайшее влияние на всю 
мою жизнь. Думаю, что, какое бы влияние я ни испытывал со стороны других 
различных факторов, только из-за этой войны я стал коммунистом. Когда началась 
война, мне было всего 18 с половиной лет и я учился в средней школе района 
Рихтерфельдер в Берлине.


Мои детские и школьные годы

До войны я провел достаточно благополучное детство, присущее классу зажиточной 
буржуазии. Наша семья не испытывала никаких материальных затруднений. Однако 
кое в чем я отличался от обычных сверстников. Я остро переживал, что родился я 
на южном Кавказе и был привезен в Берлин в очень раннем возрасте. И наша семья 
во многом отличалась от обычных берлинских буржуазных семей. Поскольку наша 
семья была несколько чуждой для клана Зорге, у меня в детстве была одна 
странная особенность: я отличался от обычных детей, как и все мои братья и 
сестры. Я был плохим учеником, недисциплинированным в школе, упрямым, капризным,
 болтливым ребенком. По успехам в истории, литературе, философии, политологии, 
не говоря уже о физкультуре, я был в верхней половине класса, но по другим 
предметам ниже среднего уровня. В 15-летнем возрасте у меня очень развился 
интерес к Гёте, Шиллеру, Лессингу, Клопштоку, Данте и другим произведениям, а 
вдобавок пристрастился, даже не понимая ничего, к истории, философии и Канту. 
Из истории мне особенно полюбились периоды Французской революции, 
Наполеоновских войн и эпоха Бисмарка. Текущие германские проблемы я знал даже 
лучше, чем обычные взрослые люди. В течение многих лет я детально изучал 
политическую ситуацию. В школе меня даже прозвали премьер-министром. Я знал, 
что мой дед участвовал в рабочем движении, но я знал также, что взгляды моего 
отца были диаметрально противоположны взглядам деда. Отец был ярым 
националистом и империалистом и всю жизнь не мог избавиться от впечатлений, 
полученных в молодости при создании германской империи во время войны 1870 – 
1871 годов. Он всегда сохранял в памяти потерянные за рубежом капитал и 
социальное положение. Мой старший брат стал левым экстремистом. Я помню, что у