тлер не мог отклонить», – отмечает английский 
исследователь А. Тэйлор.
      Британский премьер поспешил в Лондон.
      Трудно, пожалуй, найти другой пример, когда престиж английской дипломатии 
падал так низко. Чем» объяснить столь беспомощную и жалкую роль, которую взял 
на себя британский премьер в Берхтесгадене?
      В буржуазной историографии бытует версия, будто престарелый джентльмен 
(Чемберлену тогда было 69 лет), прибывший в самое «логово дракона» с «зонтиком 
в руках» защищать Чехословакию, был напуган военными приготовлениями 
фашистского рейха и ошарашен категорическим тоном Гитлера. Поэтому-де он без 
боя сдал позиции и «ради спасения мира» пошел на уступки.
      Военный спектакль, устроенный гитлеровцами, оказал определенное влияние. 
Но покладистость английского премьера объяснялась не испугом. Она 
соответствовала заранее разработанной тактике. Еще 30 августа на заседании 
кабинета Чемберлен выразил сожаление, что заявление Англии в дни майского 
кризиса создало у Гитлера впечатление, «будто ему оказали противодействие». 
Считая своей главней целью достижение договоренности с Германией и опасаясь, 
что какие-либо возражения с его стороны вызовут вспышку гнева у «фюрера», 
Чемберлен при встрече 15 сентября с первых же слов капитулировал по всей линии.
      Вернувшись в Лондон 16 сентября, премьер посетил короля и вечером собрал 
заседание «внутреннего кабинета», в состав которого входили министры, 
пользовавшиеся его наибольшим доверием, – Саймон, Хор и Галифакс. Были 
приглашены также X. Вильсон и срочно вызванный из Праги Ренсимен. Кратко 
изложив содержание беседы с Гитлером, Чемберлен высказал соображение, 
предназначенное для самого узкого круга лиц.
      
      «Премьер-министр полагает, – говорится в протоколе заседания „большой 
четверки“, – что прежде всего следует решить вопрос, готовы ли мы в принципе 
согласиться на самоопределение75, Во-вторых, нам следует обдумать, что мы 
должны потребовать взамен этого»  (курсив мой. – Авт. ).
      
      Такова изнанка красивых фраз о «беспристрастном» посредничестве Англии в 
германо-чехословацком конфликте. «Честный маклер», как именует буржуазная 
историография Чемберлена, в действительности продавал Чехословакию Гитлеру.
      17 сентября было созвано заседание британского кабинета в полном составе. 
Обстановка, царившая в тот день на Даунинг-стрит, 10, резко отличалась от 
предыдущих обсуждений чехословацкого вопроса. Когда мюнхенский курс лишь 
формировался, время позволяло подискутировать. Выступая с речами, министры 
соревновались в государственной мудрости и утонченном антисоветизме, прикрывая 
его ссылками на заботу о судьбах «цивилизации», на традиции империи. На этот 
раз все было иначе. Чемберлен привез из Берхтесгадена требования Гитлера, за 
которыми стояла отмобилизованная армия рейха. Члены кабинета были поставлены 
перед необходимостью принять решение: или капитуляция, или борьба. Им пришлось 
отказаться от речей «для истории», от уклончивых формулировок и обычного 
камуфляжа.
      Процедура обсуждения вопроса, избранная Чемберленом, была довольно 
своеобразной. По тактическим соображениям он предпослал своему отчету о 
переговорах в. «Бергхофе» пространное выступление лорда Ренсимена, который 
осветил обстановку в Чехословакии в весьма мрачных тонах. Вывод его был таким – 
страна не может больше существовать в настоящем виде. Он информировал о 
возникших в кругах чехословацкой буржуазии планах разрешения кризиса. «Группа 
банкиров, – сообщил Ренсимен, – включая таких, как д-р Прейсс, полагает, что 
приемлемое решение может быть найдено на основе четвертого плана76. 
Предлагаемое д-ром Прейссом решение включает:
      1. Восемь пунктов Карлсбадской программы, которые уже приняты 
чехословацким правительством.
      2. Ликвидацию Коммунистической партии Чехословакии.
      3. Расторжение русско-чешского политического договора.
      4. Постоянное представительство судетских немцев в правительстве.
      5. Создание комиссии из равного числа чехов и немцев для разрешения 
споров, возникающих в связи с выполнением соглашения.
      6. Торговый договор с Германией».
      Используя сообщение Ренсимена в качестве фона, Чемберлен подробно 
рассказал о своих переговорах с Гитлером и дал им оценку. Кризис к моменту его 
отлета в Германию достиг критической точки. Если бы он не решился на этот визит,
 утверждал премьер, то военные действия, очевидно, уже начались бы. Теперь же 
Гитлер не приведет в движение военную машину, пока будет обсуждаться данный 
вопрос.
      И вот он вернулся в Англию для консультации с коллегами.
      Весьма характерной для умонастроения английского премьера была 
высказанная им оценка реакции Гитлера на неожиданный визит.
      Когда они вышли из кабинета, говорится в протоколе, Гитлер высказал 
сожаление, что «плохая погода» лишила его возможности показать премьер-министру 
вид, открывающийся с вершины горы. Г-н Гитлер выразил надежду сделать это 
когда-либо в другой раз. Сведения, полученные из других источников, говорят о 
том, что у «фюрера» осталось самое благоприятное впечатление. Это имело 
первостепенное значение, поскольку будущий ход переговоров зависел прежде всего 
от личного контакта.
      Ко