ой роли в судьбе Барту? Не в те ли минуты, когда эмиссар 
Гитлера слушал энергичного не по годам министра, ему пришла мысль «убрать» 
Барту? И, может быть, искоса поглядывая холодным взглядом на своего спутника, 
Риббентроп уже прикидывал, с кем из французских «патриотов рейха» следует 
потолковать на такую тему? Обстоятельства марсельского убийства, совершенного 
менее чем через три месяца после описанных событий, свидетельствуют, что 
«друзья Франции» за Рейном действовали весьма активно.
      Впечатлением от разговора с Барту Риббентроп поделился с хозяином замка. 
«Вы добиваетесь осуществления ревизии, – ответил ему Бюно-Варилла, – я вас 
понимаю. Но вы совершаете ошибку, обращаясь с этим вопросом к Барту. Возможен 
лишь один путь – обратитесь в Лондон».
      Бюно-Варилла был хорошо информирован о настроениях влиятельных кругов по 
ту сторону Ла-Манша. Как показали последующие события, его совет заслуживал 
внимания (3).
      
Сэр Саймон удаляет «жало» в проекте Барту
      
      Коварство Альбиона вошло в пословицу. Сложные ходы Форин офиса в связи с 
проектом «Восточного пакта» в проекте Барту подтверждают такую характеристику. 
Несмотря на резко отрицательное отношение к проекту, правительство Англии не 
рискнуло открыто заявить об этом. Идея создания системы коллективной 
безопасности и сотрудничества в этих целях с Советским Союзом быстро 
завоевывала широкую поддержку на Британских островах. Английские коммунисты 
активно боролись за дружбу с СССР. Руководство лейбористской партии вынуждено 
было учесть настроения масс. Национальный объединенный совет, представлявший 
лейбористскую партию и профсоюзы, обратился к правительству с призывом «сделать 
все, что в его силах, для облегчения вступления СССР в Лигу наций». В пользу 
сближения с СССР высказался и ряд видных политиков. Черчилль, к удивлению 
многих, выразил в палате общин надежду, что предложение о приеме СССР в Лигу 
наций будет поддержано «даже теми, кто серьезно предубежден против политической 
и социальной философии и системы русского правительства». Из-за предстоявших на 
следующий год выборов правительство вынуждено было прислушаться к таким 
высказываниям. Форин оффис учитывал и возможное влияние английской позиции в 
рассматриваемом вопросе на взаимоотношения с Францией. В сложной 
дипломатической игре, развернувшейся в Европе, английская дипломатия старалась 
сохранить Францию в своем «активе».
      Многовековой опыт европейской политики Англии, строившейся на «золотом 
правиле» баланса сил, а проще говоря, на известной формуле Маккиавели «разделяй 
и властвуй», подсказывал Форин оффису, что создавшаяся ситуация таит заманчивую 
перспективу. Нельзя ли использовать Германию для срыва франко-советского 
предложения и одновременно заработать на признательности гитлеровцев за 
оказанную таким образом помощь? Прием, классический для английской дипломатии. 
И он был вновь использован.
      Замысел Форин оффиса отчетливо просматривается в беседах Саймона с 
немецким послом в Лондоне. В соответствии с разработанной германским. МИД 
тактикой Хёш высказал британскому министру ряд «опасений» в отношении пакта. 
Как заявил он, Германия, «находясь в подобной комбинации, не будет чувствовать 
себя уверенной, что к ней отнесутся справедливо в случае, если встанет вопрос 
об определении виновной стороны». Хотя у Саймона не было ни малейшего сомнения 
в том, кто являлся потенциальным агрессором, он отнесся к словам Хёша с полным 
«пониманием». Министр дал почувствовать, что Англия встретила идею «Восточного 
пакта» весьма скептически. Ход Саймона, естественно, мог лишь поощрить 
противодействие фашистской Германии усилиям СССР и Франции по укреплению мира в 
Европе.
      Насколько далеко завел английскую дипломатию соблазн за счет безопасности 
европейских стран приобрести дружбу рейха, свидетельствует неблаговидный шаг 
Саймона в отношении Франции. За несколько дней до прибытия в Лондон Барту, 
рассчитывавшего получить там поддержку своей идеи, он сообщил Хёшу о позиции, 
какую намерен занять на предстоявших переговорах.
      
      «Барту, – говорил Саймон, – по-видимому, выдвинет на первый план вопрос о 
безопасности и выскажет просьбу, чтобы Англия помогла в осуществлении идеи 
региональных пактов. Барту, разумеется, не предпримет безнадежной(!) попытки 
убедить Англию присоединиться к какой-либо комбинации, но, используя тот факт, 
что Англия в принципе одобрила идею региональных пактов, постарается побудить 
ее правительство оказать влияние на другие страны, а это практически означает 
Германию, чтобы склонить их вступить в систему региональных пактов. На это он 
ответит, что попытки уговорить Англию, по-видимому, будут иметь мало успеха и 
что, по его мнению, главное заключалось в том, чтобы автор идеи создания пакта 
сам позаботился сделать вступление в него приятным для тех стран, какие избраны 
в качестве партнеров».
      
      Саймон ожидает визита Барту в состоянии холодного раздумья, сообщал Хёш в 
Берлин, и не намерен позволить себе броситься в какой-либо экстравагантный 
проект, который предусматривал бы новые обязательства для Англии. «Не исключено,
 конечно, что француз, южанин с горячей головой, может несколько взбудоражить 
царящее здесь спокойствие».
      Между строк сообщения германского посла сквозит плохо скрытое ликование: 
английский министр сам лез в ту западню, которую ему расставила дипломатия 
третьего рейха. Нетрудно понять, насколько ободрила гитлеровцев позиция 
британского правительства. Их страх перед перспективой оказаться зажатыми «в 
железные клещи» системы коллективной безопасности начинал рассеиваться. Тактика 
Вильгельмштрассе вполне себя оправдывала. Германским дипломатам оставало