по чину, как  и положено в  армии. А коль  скоро здесь налицо  имеется
желание нести воинскую службу образцово, значит, порядок будет  полный
и высотой мы владеем прочно.
    Идет  командующий  фронтом  в  сопровождении  командира  полка   и
комбата, осматривает, в каком состоянии находится отвоеванный у  врага
узел обороны.  Вдруг впереди  слышится крик.  Кто-то громко  бранится,
ругает своего товарища, однако  имени его не называет.  Сопровождавшие
Кирилла  Афанасьевича  командиры   еще  не   успели  дать   каких-либо
объяснений, как из рощи показался и сам кричавший, ефрейтор.
    - В чем дело? - обратился с вопросом командующий.
    - Из  моего  пулеметного   отделения,  -  представившись,   сказал
ефрейтор,  -  ушел  за   боеприпасами  солдат  и  запропастился.   Еще
заблудится, думаю, окаянный,  в лесу-то. По  фамилии звать опасно,  на
начальство наскочишь, а мой голос он знает, за километр услышит, вот я
и посылаю ему «позывные».
    Генерал армии, обратившись к комбату, спросил его о ефрейторе. Тот
дал подчиненному самый лестный  отзыв, особенно похвалил за  последний
бой,  в  котором  ефрейтор  проявил  незаурядную  смелость.  Наград  у
ефрейтора нет, не  успели представить,  но заслуживает  он по  меньшей
мере  ордена.  Выслушав  все   это,  командующий  фронтом  объявил   о
награждении ефрейтора орденом Красной Звезды. Реакция на это сообщение
самого героя  запомнилась Кириллу  Афанасьевичу на  всю жизнь:  бравый
воин стал отказываться от  награды одному ему,  разъяснив, что он  уже
полтора года сражается бок о бок  с напарником по пулемету и все,  что
сделано, сделано ими вместе.
    По требованию командующего вызвали  и боевого товарища  ефрейтора.
Комбат подтвердил,  что,  дескать,  верно, один  из  них  не  уступает
другому. Сражались друзья еще под Тихвином, затем форсировали  Волхов,
прорывали блокаду Ленинграда…
    Комполка, хитровато прищурившись, поглядывал  на него и ждал,  как
же выйдет  начальство  из  создавшегося положения.  А  генерал  армии,
радуясь в душе, отчитал его за непредставление к награде в  положенное
время заслуженных воннов, с напускной суровостью сделал выговор  тому,
кто только что в качестве «позывных» использовал ругательные слова,  а
потом… Потом наградил  орденами обоих  солдат. И  возвращался на  свой
командный пункт  в приподнятом  настроении.  Он считал  хорошим,  даже
отличным тот день, потому что была  отбита у врага высота, потому  что
увидел, с  каким  рвением  несут  службу  отличившийся  комбат  и  его
подчиненные, потому, наконец,  что встретил  в тот  день двух  бывалых
солдат-пулеметчиков, русского и татарина, которые плечом к плечу  били
ненавистного врага  и  не  считали  возможным,  чтобы  в  этом  боевом
братстве был выделен кто-то один из них.
    Пожалуй, именно  это  обстоятельство,  эта  встреча  особено  ярко
запечатлела тот  день в  его  памяти. Потому  что признание  одним  из
солдат равного со  своим боевым товарищем  права на награду  означало,
что он признает  за ним и  равную долю  в их общих  усилиях по  защите
Родины, равную  ответственность,  с  которой исполняют  оба  они  свой
воинский долг  перед ней.  А  это превыше  всего почитал  в  советском
человеке Кирилл Афанасьевич.
    Есть высшее из всех гражданских прав:
    Во имя жизни встретить ветер боя…
    Эти строки, прочитанные  в каком-то толстом  журнале вскоре  после
советско-финляндской  войны  и  принадлежавшие,  насколько  помнилось,
Степану Щнпачеву, жили в его сердце. Ни в чем он не поступился,  чтобы
собственную судьбу в лихую годину  мерить иной мерой. Поэтому рядом  с
ним воевал  его  сын  - лейтенант  Владимир  Мерецков  (ныне  Владимир
Кириллович генерал  армии). С  января 1942  года и  до конца  войны  с
небольшими  перерывами   находилась   на   фронте   и   жена   Кирилла
Афанасьевича. Вместе  с другими  медицинскими работниками  Волховского
фронта  Евдокия  Петровна  Мерецкова  проверяла  состояние  работы   в
госпиталях, оказывала помощь врачам.
    Ни себя, ни  членов семьи он  не выделял из  общего строя.  Осенью
1942 года в расположении одного из полков у переднего края командующий
Волховским фронтом  с группой  сопровождавших его  офицеров попал  под
сильный  артиллерийский  обстрел.  Взрывная  волна  от  разорвавшегося
снаряда швырнула  его  на землю.  Подбежавший  начальник  оперативного
отдела помог  подняться и,  видно, не  в первый  раз стал  говорить  о
требовании Верховного  Главнокомандующего  не появляться  без  крайней
необходимости в опасных местах.
    Устало посмотрев  на встревоженного  генерала, Кирилл  Афанасьевич
сказал:
    - Некогда сейчас о себе думать. Обстановка-то, видите, какая?
    В его словах не было и  капли бравады. Он честно делил  солдатскую
долю с теми,  кем командовал, не  искал привилегий ни  себе, ни  своим
близким.
    Спустя много  лет после  окончания войны  Мерецков счел  возможным
рассказать памятный, как  он подчеркнул, случай,  который произошел  в
зимний период боев  за Мгу.  «После прорыва  ленинградской блокады,  -
писал он, - 54-я армия  проводила операцию, направленную на то,  чтобы
не позволить  врагу  создать  под Мгой  сильную  группировку  с  целью