ону и оборвалась. Длинную очередь пустил 
немец. Но сейчас он уже не в хвосте, а почти на противоположной стороне виража. 
Попробуем поднажать. В глазах темнеет. Перегрузка в несколько раз увеличила вес 
моего тела. 
 Какое-то время положение самолетов не меняется. Противник не из слабаков. Тоже 
тянет. А мне еще нужно осматриваться. Пока я гоняюсь за ним или "убегаю" от 
него - это трудно понять, - из оставшейся пятерки кто-нибудь может и 
подстрелить. Западнее успеваю заметить карусель, в которой крутится Карнач. На 
него навалились!.. 
 Все, что умел и знал я, что мог мой самолет, было вложено в эту схватку. 
Плоскости почти вертикально. По горизонту держу самолет уже не рулем высоты, а 
педалями. Скорость, как нужна скорость! А сколько мы уже виражей накрутили? Не 
до счета... 
 Хочу посмотреть, где остальные "мессеры". Голова поднимается и поворачивается 
с огромным трудом - сказывается перегрузка. Немцы, видно, помогают своему 
информацией о моих действиях. Ну что ж, ему легче. У меня же не только 
гимнастерку, но, кажется, и кожу реглана пробило потом. 
 Стоп! "Мессер" попался: задрал нос, повалился на крыло, вращаясь, пошел вниз. 
Перетянул! Сорвался в "штопор". Только бы успеть! 
 Нет, немец - пилот сильный. Тут же вывел. Опять закрутились на виражах. Опять 
до потемнения в глазах. Но вот и у меня неудача. Тоже "штопорнул". Вывел. Земля 
все ближе, ближе. Скользнул взглядом по высотомеру: четыреста метров. Немного. 
Нужно постараться. "Ну, Вася, давай!.. Еще чуть, еще..." 
 Палец все время на гашетке. Сколько раз немец в кольцо прицела попадал, но до 
перекрестия не доходил. А нужна-то всего секунда. Ему, кстати, тоже не больше. 
 Медленно, нехотя силуэт "худого" плывет по сетке прицела. Пальцем правой руки 
сквозь кожу перчатки явственно ощущаю насечку на изгибе гашетки. Прозрачный 
колпак кабины "мессершмитта" накрывается перекрестием. И тогда я всаживаю в эту 
кабину, кресты, топкий хищный фюзеляж такую длинную очередь, что самолет 
мгновенно прямо на моих глазах вспыхивает и, взорвавшись, рассыпается на 
бесформенные куски. 
 "Сколько же продолжалась смертельная чехарда?" - прикидываю я, провожая 
взглядом поверженного врага. На бортовом хронометре 13 часов 35 минут. А 
взлетел в 13.10. 
 Но где Степан? Где остальные "мессеры"? Не сразу после горячей схватки 
вспомнил я о противнике. И в этот момент самолет мой сильно вздрогнул, яркая 
вспышка ослепила глаза... 
 Ругать себя за то, что расслабился, что забыл о противнике, которого впятеро 
больше, некогда. Самолет горит. Пламя лижет фонарь кабины. Высота? 180 метров - 
фиксирует сознание. Земля совсем рядом. Но надо прыгать! 
 Для спасения остался один шанс - покинуть самолет, который может взорваться в 
любое мгновение, методом "срыва". Размышлять о том, что это опасно, времени нет.
 Натянул очки, откинул колпак. Пламя горячо полыхнуло в лицо. С трудом 
приподнялся, перекинул ранец парашюта через борт. Кольцо! Мягкая масса шелка 
медленно (как медленно!) ползет вдоль фюзеляжа... 
 Огромная сила выдергивает меня из кабины. Мелькнули языки пламени... 
 На переднем крае 
 Пламя жжет лицо. Надо его сбить. Руки. Где мои руки? Целы. Сейчас будет легче. 
Сорву пламя. Поднимаю правую руку и чувствую боль по всему телу. А лицо жжет. 
Глаза открыть страшно. Но откуда эта боль? На переносице почувствовал мягкую 
резину очков. Можно открыть глаза. Нужно... 
 Сознание возвращается какими-то толчками, импульсами. Я сбил... Удар по 
самолету. Огонь. Шелк парашюта. Пламя. Удар. А до этого? Бой. Шесть против 
одного. Нет, против меня был один... Где Степан?.. Бой над чужой территорией. 
Рядом с передним краем, но над чужой. Пистолет! Где мой пистолет? Глаза нужно 
открыть, глаза... "Ну, Василий, ну!" - приказываю себе. Лицо жжет. 
 Взгляд упирается прямо в небо. Странное небо - огненно-желтое. И по нему серая 
полоса. "Дым", - догадываюсь. Прямо надо мной со снижением идет Як-1, словно 
привязанный к этой полосе. Неужели Степан Карнач? Кроме Карнача и меня, здесь 
быть никого не должно. Значит, и его сбили. 
 Он тянет к своим. А где же я? Приподнять голову очень трудно, но все-таки 
сумел. Опять проклятая боль по всему телу. Лежу Лицом в небо. Не то на 
бруствере окопа, не то на краю воронки. Под спину что-то резко давит. "А, 
наверно, ремни парашюта", - пронеслось в голове. Повернуться нет сил. Слышу 
приглушенный разговор. Шаги. Руку к кобуре. Дикая боль. Небо чернеет. Куда-то 
проваливаюсь... 
 Опять голос. Откуда-то издалека. Женский. На щеках живительно-облегчающая 
прохлада человеческих рук. Память восстанавливается с того места, где 
оборвалась. Пистолет! И снова боль. На этот раз сознание возвращается 
окончательно. Перед глазами расплывчатые контуры лица. 
 - Ну вот, сокол ясный, и очнулся. Ишь, как тебя здорово ошпарило. Ничего. 
Перевязочку сейчас сделаем. Заживет. Все заживет, - мягкий женский говор 
разгоняет остатки темноты. 
 Пытаюсь приподняться. Нет, плохи дела, опять пронизывающая боль. Женщина 
поняла: 
 - Лежи. Лежи уж теперь. Сейчас разберемся, куда тебя. 
 У моей спасительницы выцветшая добела пилотка некрасиво натянута до самых ушей.
 Догадываюсь: чтобы волосы не мешали работе. 
 А сестра, ощупывая осторожно ноги, руки, по-прежнему мягко приговаривает: 
 - Ну вот - тут цело. Рученька тоже. С вашим братом, летчиками, тяжело. У ваших 
ребят убит - так убит, ранен - так сразу видно где. А вашего ранят, да еще пока 
падает - шишек набьет. Ничего, найдем. 
 Рядом тяжело ухнуло. Земля бруствера вздрогнула, больно отдало в спину. Я чуть 
не вскри