немецкий разведчик ФВ189 
и атаковала его. „Рама“ пыталась уйти в облака. Когда атаки трех летчиков не 
дали результата, коммунист младший лейтенант Галустян быстро сблизился с 
фашистским разведчиком и левой плоскостью ударил ему по фюзеляжу. ФВ189 
рассыпался в воздухе. Тов. Галустян выбросился на парашюте»22 .
      
      Пришла наконец пора показать себя и летчикам, находившимся на ковельском 
направлении. Наземнье части должны были здесь начать наступать в момент, когда 
войска, правого крыла фронта выйдут в район Пружаны, Брест. 6я воздушная армия 
имела до этого три дивизии. Теперь ее усилили двумя корпусами: 9м штурмовым 
генерала Н. С. Виноградова и 13м истребительным генерала Б. А. Сиднева. Здесь 
мы и встретились с Борисом Арсеньевичем, с которым летали в одной эскадрилье в 
1933 — 1934 годах.
      Я был комэском и много занимался тем, как улучшить летную подготовку. 
Прежде всего решил обеспечить отличное состояние материальной части, 
отшлифовать технику пилотирования и строго требовать соблюдения дисциплины В 
эскадрилье стал складываться очень дружный коллектив Но в нем оказались и 
слабые летчики, а мне хотелось, чтобы были только хорошие. Во всяком случае, в 
свое командирское звено я искал настоящих асов. Приметил я среди прочих пилота 
Сиднева с тремя треугольниками в петлицах. Молодой парень, худощавый, улыбчивый,
 служил в корректировочном отряде. Командовал этим подразделением мой 
однокашник по школе Ян Пурелис — солидный, умный, рассудительный человек. У нас 
в училище он пользовался большим авторитетом среди курсантов, был членом 
партбюро. И стал я к ним обоим «подбирать ключи», чтобы Сиднева забрать к себе.
      Бориса Арсеньевича увлек рассказами, как будем летать на пилотаж. И он 
сам стал просить Пурелиса отпустить его к нам. В конце концов Ян согласился.
      Так сложилось у меня звено: справа Сиднее, а слева Митин. В полетах тогда 
преимущественно применялся левый разворот. Митин хорошо держался внутри на 
малых скоростях, а Сиднев лучше себя чувствовал на больших. И вот стали мы 
слетываться. Представил я их обоих на младших летчиков. Они получили это звание,
 и треугольники на их петлицах сменились квадратами. Им выдали летную форму.
      В 1933 году нашу эскадрилью перевели в Харьков. Здесь мы продолжали 
совершенствовать технику пилотирования, бомбили поснайперски, метко стреляли. 
Слетанность звена отрабатывали так: связывали самолеты шпагатом с флажками и 
одновременно шли на взлет, выполняли виражи, развороты и наконец посадку. Тогда 
была традиция показывать шефам полеты, и наш пилотаж на связанных самолетах был 
главным номером каждой встречи с гостями.
      В таком полете требуется, чтобы ведомые умели точно выдерживать свое 
место в строю. Амплитуда колебания недолжна превышать одногодвух метров вверх 
и вниз. Задача ведущего — сохранять постоянную скорость, не разгонять ее. 
Вначале у нас нередко рвался шпагат, потом около двух лет мы летали вместе с 
большим успехом.
      Расстались мы не совсем обычно. В то время формировались бригады тяжелых 
самолетов ТБ3. Летчиков туда отбирал начальник ВВС Я. И. Алкснис. Особенно 
строго подходили к назначению командиров кораблей, отрядов, эскадрилий. Туг 
нужны были наиболее опытные авиаторы.
      Вызвали и нас с Сидневым и Митиным. Вначале в Харьков на комиссию, 
которую возглавлял начальник политуправления округа Хаханьян — крупный военный 
деятель того времени.
      Мне предложили стать командиром эскадрильи тяжелых кораблей. Я 
поблагодарил за высокое доверие, но попросил оставить меня на старом месте. 
Хаханьян удивился: «Почему?» Я объяснил, что терпеть не могу летать на тяжелых 
машинах, люблю летать на легких. Он с кавказским темпераментом как трахнет по 
столу ладонями.
      — Ух ты мальчишка! Как это терпеть не могу! Ему такое доверие, а он… Ты 
понимаешь, что ты говоришь? — и начал меня отчитывать.
      Я признался честно и откровенно. Иному человеку действительно приятно 
управлять в воздухе громадной машиной, он чувствует в руках мощь. А на легких 
самолетах все кажется в непрерывном движении и самому приходится вертеться. Вот 
это было мне по душе. Хаханьян, не будучи летчиком, этого не понимал. Потому и 
обозвал меня мальчишкой.
      Спросил он мнение командира бригады Бахрушина, тот попросил оставить меня 
на прежней должности. Хаханьян хмуро сказал:
      — Все. Можете идти.
      Сиднев тоже отказывался. Вышел из кабинета красный, возбужденный. Он, как 
и я, сказал, что хотел бы остаться здесь, поскольку любит летать на легких 
самолетах. Я спросил:
      — Не ругали?
      — Нет, — говорит.
      Значит, думаю, не так я выразился. Не надо было говорить: «Терпеть не 
могу тяжелых машин», а деликатно: «Люблю летать на легких самолетах». А Митин 
уже и не отказывался.
      Вышел член комиссии и объявил нам:
      — Сегодня вечером отправляйтесь в Москву, в штаб ВВС
      Значит, решили всетаки посылать.
      Поехали мы в столицу. Я все думал, как лучше мотивировать отказ. Два года 
тому назад только академию кончил, а уже успел послужить в двух эскадрильях. 
Теперь еще переход.
      Вызвали к Алкснису. Докладывал начальник отдела кадров, цитировал 
рекомендации округа, характеристики. А